Киваю.
– В общем, передавайте всем приветы. Скажите, что мы обо всех помним. И вы нас в нашем Булуне не забывайте, звоните!
Мне очень захотелось сказать именно «в нашем Булуне».
– Непременно скажу всем, что ты звонил. Передавай привет Кириллу Сергеевичу.
Гудки в трубке.
Вот поговорил с Николаем Фёдоровичем, и так под сердцем заныло… Всё-таки между мной и этим северным посёлком протянулась какая-то незримая ниточка. Может, там осталась частица меня? Таня? А если бы не было Тани, разве я бы не позвонил? Значит, не Таня, и моя частица осталась там со всеми теми людьми, которые стали мне так дороги.
– Извини… Я, видно, помешал… – смущённо говорит Павел. – Воспоминания о Булуне?
– Да… Только что думал о том, что там осталась частица меня… Ладно! Как ты съездил на птицефабрику?
– Плохо. Полный отлуп. Готовы продавать нам всё, но по коммерческим ценам.
– Ну и чёрт с ними! По коммерческим ценам мы найдём и поближе.
– Я тоже так думаю. Поищу в соседних районах, может, что-то найду.
– Давай о другом. Ты мне обещал Алёшина доставить. – Когда?
– Думаю, он вряд ли сюда сам пойдёт. Я, наверное, погорячился. Навёл о нем справки. Короче, не такой он человек. Хоть и пьёт, но себя уважает и держит дистанцию.
– Что ж… Если гора не идёт к Магомету… Давай я сам к нему схожу. Рассказывай, где его можно найти.
Вечер…
Ваньки пока нет, он на занятиях.
Готовлю ужин, а мысли всё там, в Булуне. Да, сильно меня зацепило севером… Всё-таки люди там действительно какие-то другие. Всё проще… Душевнее как-то, нежели у нас, в северной столице. Там севернее, но теплее.
И… Таня…
Застываю у кухонного окна и тупо смотрю во двор.
Странно… Да! Я люблю Дашу. Я полностью отдаю себе в этом отчёт. Это моя единственная и любимая женщина. Я хочу быть с ней! Но… я не могу забыть Таню. Чем она меня так взяла? Любовью? Преданностью? Тем, что с моей помощью вышла на свой истинный путь? Не знаю… Похоже, я запутался. И быть мне двоеженцем… Жена южная… Жена северная…
Хлопает входная дверь. Ванька пришёл. Почему-то продолжаю так же стоять и смотреть.
– Привет! – он входит на кухню и, видя мою спину, спрашивает: – Ты чего это?
– Так… Думаю… – я поворачиваюсь к нему. – Север вспоминаю. Сегодня говорил с Булуном, с Николаем Фёдоровичем.
– Понятно… Засосало, значит?
– Угу… Хочу туда… слетать поскорее…
Молчим.
– У тебя что, там… кто-нибудь остался? – Ванька вдруг поднимает глаза.
Его внезапная догадка повергает меня в шок. Под его просто змеиным взглядом понимаю, что не могу ему соврать, и от этого ощущаю липкий страх. Сейчас я действительно его боюсь! Молча утвердительно киваю.
– Ее зовут Таня, – почти выдавливаю я.
С ужасом вижу, как Ванька бледнеет. Обозначаются скулы. У него даже широко открытые глаза белеют. Сначала слышу звонкий звук оплеухи и лишь потом чувствую боль.
– Это тебе за Дашу! – очень звонко звучит его голос, и раздаётся второй такой же звук. – А это – за Серёжу!
Из разбитого носа пошла кровь. Кажется, ещё и губа…
– А теперь можешь меня убить, – глядя в сторону, глухо и как-то устало произносит Ванька.
Беру его за плечи и прижимаю. Теперь кровь из носа капает на его волосы, на рубашку… Я его держу, а он стоит, безвольно опустив руки. И вдруг… Его плечи начинают вздрагивать, и я слышу всхлипывания.
– Ванюха… Прости меня… – бормочу я.
– Как ты мог? – он продолжает всхлипывать. – Как ты мог?! Ты же разрушил… Что, гены нашего отца сказались?
– Ванюха… Ну прости меня…
И только сейчас я чувствую обе его руки на себе. Ещё крепче прижимаю. И Ванька меня тоже.
– Я должен тебе всё рассказать, братишка, – шепчу я ему на ухо, – ты многого не знаешь… Выслушай меня, постарайся понять… Хорошо?
– Ладно… Пусти меня, пожалуйста, – бормочет он. – Конечно же, я тебя выслушаю! Знаешь, я водки хочу.
– Я тоже.
Отпускаем друг друга. Ванька бросает взгляд на мою побитую им рожу.
– М-да… Садись. Врачевать тебя буду.
– Завтра придётся рассказать, как мне братишка морду расквасил… – пытаюсь пошутить я.
Я уже рассказал всё. Всё как на духу. Ничего не утаил. Рассказал, как всё случилось с Таней и почему. Кем она была до меня и какой теперь стала. Да и как же я мог не рассказать всё моему Ваньке! Теперь он сидит передо мной, обхватив голову руками, и смотрит в стол.
