— Чего-чего?
Милые шутки, милые беседы, милые прошедшие дни…
Иногда Шемасу начинало казаться, что все это мальчикам и тому же Михалу как-то постепенно приедается. Тогда он придумывал еще какую-нибудь легенду, чтобы не терять позиций. Однажды ночью он нарочно вернулся домой довольно рано, чтобы застать мальчиков врасплох. Каково же было его удивление, когда он увидел, что в половине двенадцатого все уже лежат в кроватях и в комнате потушен свет. Уверенный, что Михал еще не спит, он подсел к нему на кровать и щелкнул зажигалкой. Потом слегка потряс Михала за плечо.
— Кто?..
— Тсс… Михал, я только хотел сказать тебе. — Он осветил зажигалкой свое лицо: — Дрозды всех стран, соединяйтесь!
Михал вскочил и дико заорал. От его крика все проснулись.
— Тсс… Спокойно. Михалу просто приснился какой-то страшный сон. Ложитесь, все нормально.
Они все-таки успели заметить, что Шемас как-то не в себе, пьян, наверное.
Конечно, Шемас не думал, что Михал так испугается. Нехорошо как-то получилось… И зря он тогда перебрал… Да, теперь им будет о чем поговорить за завтраком. И эта идиотская фраза: «Дрозды всех стран, соединяйтесь!» Как это могло прийти ему в голову? Почему вообще он вдруг заговорил о дроздах? Его так называла в детстве мать за то, что он, по ее мнению, был слишком шумным и беспокойным. Потом он и сам начал так называть себя в шутку, учил стихи про дроздов… Но все это было так давно… Возможно, в детстве он и вправду походил на веселого дрозда, но с годами помрачнел, замкнулся в себе. Какой он теперь дрозд? Разве что рыжий дрозд, над которым все смеются?
На следующее утро Михал мог наконец взять реванш. Куда было Кэвину с его россказнями о событиях годовой давности до животрепещущего описания того, что произошло этой ночью:
— Тут он ко мне как бросился, прямо среди ночи, было три часа, уже светало. Бросился, сорвал с меня одеяло и начал зажигалкой его поджигать. И все время повторял и меня заставлял повторять: «Дрозды всех стран, соединяйтесь!» Нет, ну он прямо совсем ненормальный.
Чтобы обернуть все в шутку, причем в шутку заранее подготовленную и, возможно, даже согласованную с начальством, Шемас начал урок словами:
— Итак, как вы могли догадаться, темой нашего сегодняшнего урока будут птицы вообще и дрозды — в частности, разумеется, в ирландском фольклоре и литературе. Итак, Шемаса Маккуарта по прозвищу Слепой, я думаю, знают все.
Привет тебе, сладостный глас, с древа славящий свет!
Увы, не увижу вовек певунью средь вечной листвы.
Кто видит крылатую, тот Ирландии видит простор…
Они читали «Ах, спасибо тебе, дрозд», «Птицы крик», «Желтая выпь»… Даже для внеклассного чтения Шемас выбрал из хрестоматии жалостливый рассказ о бедных детях короля Лира (хоть и не в дроздов их превратила злая мачеха, a всего лишь в лебедей, тоже для птичьей тематики подойдет). В общем, шутка удалась.
Как ни странно, в большинстве своем мальчики знали ирландский довольно сносно, по крайней мере, понимали практически все и даже могли объясниться. Правда, речь их была какой-то скованной, деревянной, книжной (но только, конечно, не такой, как в этой книжке!). Учителя же, напротив, старались щеголять друг перед другом оригинальными синтаксическими конструкциями, архаизмами, поэтизмами, диалектизмами и всем прочим, что, как они считали, должно было сделать их речь ярче и живее. В результате — все понимали друг друга очень плохо и, случалось, переспрашивали по-английски. Срам-то какой!
Один остров и другой остров. Много-много маленьких островков. На каждом живут люди. У каждого — своя история. Ах ты, Шемас, писателишка сопливый. Что-то ничего из тебя никак не выйдет. И какого черта занесло тебя в эту организацию? Так ведь хорошо было сначала, учил детей, старался. А потом… Хорошо, хоть никого не угробил. Или они ему тоже не слишком-то доверяют? Тогда, в январе, ведь он так и не знал, что было в том пакете, который он должен был оставить на площади. Они сказали ему, что это были плакаты, но почему тогда такая таинственность? Впрочем, плакаты тоже разные бывают. Во всяком случае, никаких взрывов в тот день в их городе не было, уж он бы об этом узнал. Ах, Шемас, Шемас, брось ты все это, пока не поздно, а то мне и писать-то про тебя нечего будет!
