— А ну, сбегай в машину и притащи оттуда четыре маленьких колышка.
Карсыбек мигом принес колья.
— Теперь смотри в оба. — Матвей Иванович вбил один колышек в землю. — Вот сейчас я отмерю шагами сто метров, а ты с колышками иди за мной.
Карсыбек послушно шел за Матвеем Ивановичем. Тот делал широкие, ровные шаги по прямой линии от колышка, считая вслух: «Один, два, три…» Досчитав до ста, он остановился.
— Вбивай еще колышек, где я стою, — распорядился он.
Карсыбек охотно исполнил его приказ. Теперь Матвей Иванович зашагал под прямым углом от колышка, забитого Карсыбеком, и, сделав еще сто шагов, попросил Карсыбека вбить третий колышек. От него он пошел вдоль той линии, по которой шел от первого ко второму колышку. Вбили и здесь последний, четвертый колышек, а от него Матвей Иванович направился к первому.
Тут он остановился.
— Видишь второй колышек? — обратился он к Карсыбеку. — От первого до второго колышка ровно сто метров. От второго до третьего — тоже сто, и сто от третьего до четвертого. Это называется квадратом, понимаешь?
Чего же тут непонятного? Это и для малого ребенка ясно.
— В этом пространстве, которое мы огородили с тобой колышками, сто квадратных метров. Сто квадратных метров — это одна сотая часть пространства, называемого гектаром. А у меня в совхозе будет двадцать две тысячи гектаров!
Карсыбек в задумчивости почесал нос. Матвей Иванович рассмеялся и похлопал Карсыбека по плечу.
— Куда уж тебе сообразить! — сказал он. — Я сам, брат, не могу представить себе эту махину земли. В последние годы я работал председателем одного колхоза. Далеко отсюда… У меня там было пять тысяч гектаров земли, и все ахали. Вот так, мол, колхоз! А здесь в четыре раза больше. А ведь вокруг вашего разъезда по ту и другую сторону железной дороги будет больше десяти таких громадных совхозов… Мы вспашем почти семьсот тысяч гектаров целины! А на таком пространстве, Карсыбек, сможет поместиться целая маленькая страна, каких много в Европе. Впрочем, этого ты еще не понимаешь. И я не понимаю, как управлюсь с таким большим хозяйством.
— Управитесь! — убежденно проговорил Карсыбек. Ему все больше нравился Матвей Иванович, знающий все на свете и так многому научивший его за эти считанные часы.
«Он знает, пожалуй, больше, чем Елена Петровна, — думал мальчик. — Да ведь она женщина, а он мужчина… И еще какой!.. Такой человек должен все знать… И начальник, ого! Над двадцатью двумя тысячами гектаров!»
Карсыбек сиял. Уж теперь он утрет нос ненавистному Тентекбаю! Ведь тот не перестает хвастаться тем, что он помощник самого «главного начальника» в степи. Вот так самый главный! Оказывается, товарищ Жаркенов все строит для Матвея Ивановича. Значит, Матвей Иванович поважнее начальника станции. И он просительно сказал:
— Матвей Иванович, возьмите меня к себе помощником!
Серьезный тон Карсыбека, ясные глазенки, которые с такой мольбой смотрели на Матвея Ивановича, заставили его подавить смех. Но он, конечно, ничего не понял. Каким помощником? Для чего?
И тут Карсыбек, волнуясь, а оттого еще больше коверкая русскую речь, рассказал Матвею Ивановичу о выскочке Тентекбае, задравшем нос оттого, что начальник станции назвал его помощником по ребячьей части. Не удержался он и от замечания насчет того, что начальнику станции куда как далеко до него, до Матвея Ивановича.
Матвей Иванович слушал все это с очень серьезным видом, пряча в усах улыбку, но, когда Карсыбек заговорил о том, кто из двух начальников важнее, мягко прервал его:
— Нет, парень, ты это забудь. Начальник станции товарищ Жаркенов — замечательный человек! И примерный работник. Он за зиму сделал для всех совхозов, которые будут тут, так много, что другому на это же самое потребовался бы немало год. А без того, что сделали Ильяс, его товарищи, а вместе с ними твой отец, нам бы пришлось, ой, худо! Так что, кто из нас важнее — это еще неизвестно.
— А мой отец?
— И у него очень важная работа. Если бы твой отец плохо следил за своим участком, не проверял бы каждый день… да что там каждый день! — несколько раз на дню, целы ли рельсы, нет ли в них трещин, в сохранности ли шпалы, нет ли оползней на насыпи, в порядке ли мосты, сигнализация, — ты понимаешь, что бы могло случиться? Выскочит какой-нибудь болт, расшатается гайка, пойдет по тому месту поезд — ну и пиши пропало: лететь ему под откос. И люди погибнут и государственное добро.
