В это время в моей жизни произошло еще одно очень важное событие. Во мне проснулся поэт. Вероятно, сказывалось влияние Франции, песни которой еще звучали во мне. В моей душе рождались стихи. Я решила поделиться с мамой своим сокровенным и принесла ей свое первое в жизни произведение.
— Я написала это для тебя, — сказала я, протягивая маме свою поэму.
Мама была так сильно впечатлена, что показала поэму своим друзьям-художникам. Тем самым, которые однажды, в порыве любви к абстрактному пуантилизму, осквернили своими картинами все стены и всю мебель в квартире. Эти люди воспринимали мою маму как меценатку. Прочитав мою поэму, художники решили, что ее обязательно нужно напечатать в каком-нибудь журнале. Они пустили в ход свои связи, и вскоре моя поэма была опубликована в отвратительном еженедельном журнале «Пионер».
В воскресенье я проснулась от крика и грохота, издаваемого моей подругой толстушкой Тотой. Она прыгала по лестнице и вопила:
— Алина! Алина! Вставай! Ты в «Пионере»! Там твоя поэма и твоя фотография! Ах, моя дорогая худышечка! Как же я рада! Мы же с тобой подруги, правда?
И она стала меня трясти и душить в своих жарких объятиях.
Это известие потрясло меня. От ног к голове пробежала дрожь, пронзив живот и обдав меня горячей волной. Я взорвалась в приступе смеха и рыданий. И хоть это напоминает описание оргазма, я пережила, скорее, апогей тоски.
Грусть и радость не так уж далеки друг от друга. Мне было радостно, но вместе с тем и грустно. Я очень огорчилась от того, что теперь мои самые сокровенные мысли стали общим достоянием. Я доверила Фее самое интимное, а она рассказала об этом всем. Моя Фея предала меня.
Снимок, помещенный в журнале, был сделан Альберто Кордой. Я стояла возле трибуны во время выступления Фиделя. Вид у меня был очень усталый и к тому же довольно глупый. Эта фотография разозлила меня, но не настолько, как биографические сведения обо мне: «Алина знает французский язык и любит играть в куклы…» Ну просто портрет кисейной барышни… Эдакой маленькой буржуа…
Когда Тота ушла и я, наконец, смогла перевести дыхание, я стала размышлять о случившемся. Ясно было одно: теперь мне в школе лучше не показываться, я от стыда сгорю. И я решила сегодня же сообщить о своих планах маме. Но поскольку ее дома не было, я пошла пожаловаться Тате:
— Тата, Тата! Посмотри, что натворила мама!
Тата взяла журнал, взглянула на фотографию, пробежала глазами поэму и заметку обо мне. Я ждала взрыва возмущения, но услышала спокойное:
— Ну и что здесь страшного?
Моя трагедия не тронула Тату.
После обеда приехала Фея. На ней была хлопчатобумажная блузка в белую и красную клетку, выгодно подчеркивающая грудь, и расклешенная юбка, стянутая на талии белым ремешком. Ну просто манекенщица! Казалось, она сошла со страниц журнала мод.
Она подъехала к дому на своем «мерседесе». Мы с Гуарапо встретили ее. Обычно мы с собакой предчувствовали появление Феи: Гуарапо начинал как-то по-особому лаять, а мне без видимых причин становилось очень радостно… В этот раз я ждала маму с особым нетерпением. Я не могла прийти в себя от возмущения, хоть и старалась держаться спокойно. Подумать только! За целый месяц не обмолвиться ни одним словом о своей затее! Я с неприступным видом повела ее в гостиную, включила тихую музыку, а затем усадила в любимое кресло Фиделя, в котором она устраивалась только в тех исключительных случаях, когда хотела с ним мысленно пообщаться.
— Я хотела бы с тобой поговорить, — сказала я маме.
То, что Фея услышала, никак не входило в ее планы.
— Девочка моя, я так устала. Может быть, отложим разговор?
Но я не стала его откладывать.
— Почему, почему ты так ужасно поступила со мной? Почему ты мне ничего не сказала?
— Да, Алина… Да, девочка моя, ты, конечно же, права… Я должна была тебе рассказать обо всем уже давно… Но, маленькая моя, я не хотела, чтобы ты узнала эту новость от меня.
— А от кого же я должна была это, по-твоему, узнать? От толстушки Тоты? Кто еще об этом знал?
— Я не знаю точно. Думаю, что многие…
— Прекрасно! Знали все, кроме меня!
— Алина, постарайся понять меня. Я надеялась, что Фидель сам тебе об этом скажет… Он так давно не приходит к нам… Я думала, что он скажет тебе…
