А второе – Симона только подтверждает распространенное мнение, что умная и одаренная женщина вначале обретает почву под ногами (находит мужчину, способного ее направлять, поддерживать… или пичкать идеями, на худой конец), а уж потом приходят слава и успех. Симона великая женщина, я не об этом. Даже незаурядные женщины, пусть не такие изворотливые и сообразительные, как она, ничего не умели добиться без мужчин. Без помощи мужчин. Не согласен? Назови хоть один пример, мы его обсудим.
И мильоны жертв, та же Камилла Клодель, мученица Родена. Мы в восторге от его портретов Камиллы, модель у него превосходная. Но Камилла гениальный художник! Это не удержало Родена от соблазна уничтожить ее. Он годами наблюдал ее страдания и не вмешивался. Роден умер, так и не посетив богадельню, в которую упекли обожаемую им, но чрезмерно темпераментную Камиллу озабоченные несоблюдением приличий родственники (а ведь она именно на это, на свободный союз решилась!).
Темперамент – это наказуемо? Ничто не наказуемо. Роден на себя ответственность брать не захотел. Вот и все. И погибла Камилла, отмучившись за всех. Конечно, она попроще Симоны была. Вернее, у Симоны психическое здоровье железобетонное, она не уставала повторять: «Я всем обязана только собственному здравомыслию».
И насчет женственности, моя главная боль, ну посмотри вокруг: разве так уж часто ты видишь не просто особь женского пола, а женщину? Она и двигается иначе, и запах у нее особенный, и говорит она так, как уже никто не говорит. Боролись за право самим нести чемодан, и победили – извини, я снова об этом. Ну и что? Да, боролись за право стать «как мужчина». Какая чушь, хоть тут Симона не врет, женщина – это Другой.
Ну, что-то типа они с Луны, а мы с Марса, как я с юности поняла. Иначе, мол, женщина – придаток и отросток, ни рыба ни человек, боже мой, я сейчас зарыдаю! Ты знаешь, как наказание мне, я вижу один и тот же сон, часто – копошатся люди будущего, с головы до ног в сером. Никаких различий по половому признаку, четко распределены гендерные роли; металлические детали у машин, и машины из крепкого металла, и реклама неоновая, таблички яркие с указателями, кому и куда – где есть, а где пить.
Сталь, железо и беспросвет. Дети не в любви зачинаются, любовь кончилась. Сперма пока в наличии, оплодотворяют лабораторным способом, очередь – дети в порядке очереди, из окошечка рука с пробиркой, вам достался этот экземпляр! Идите в пункт внедрения плода! Проходят, суеты никакой, всеобщий порядок и законопослушание, за непослушание – расстрел на месте, непокорные проваливаются в схлопывающиеся дыры. Торжество и диктат закона – ни судов, ни следствий!
А ведь так и будет! Так и будет!
И это надо остановить, понимаешь? Крен не в ту сторону пошел, кино «Титаник» – нам показали, мы поплакали и перестали, но запомнили: обреченный корабль еще на плаву, пассажиры танцуют, дамы любуются водной рябью, гребни волн украшены пенными гребешками, вода вокруг ледяная, об этом никто не думает.
Павел понимал, что выслушивает еще одну версию первых фраз ее будущей книги. Рита находилась «в блаженном периоде сбора материала» – набоковская фраза, правда относящаяся к писателю-мужчине. Женщина Рита в периоде сбора материала напоминает залетевшую красотку, готовящуюся рожать в поле, с воплями и криками, фазы беременности не имеют никакого отношения к развитию плода согласно календарю, все непредсказуемо. Павел мычал одобрительно, кивал, не особо и вдумываясь, завтра будут другие фразы, он хорошо ее знает, вначале идут километры набросков – тут единомышленник остро необходим, симпатия ее поддерживает, она считывает реакцию как веб-камера, – он ей это сказал, она почему-то обиделась.
С привычной категоричностью она облекала в слова сумбур полученного ею самой опыта, богатого, надо сказать. Ее смущало одно – как доложить читателю в качестве полезных советов то, что ни один мало-мальски осторожный человек повторить и применить на практике не в состоянии. Эту мысль он тоже Рите донес, но осторожно, щадя ее самолюбие, стараясь не уничтожить ее энтузиазм, в конце концов, она загорелась идеей, пусть пишет.
