Мой неповторимый геном - страница 113
В поисках ответов они решили посмотреть, различаются ли частоты встречаемости определенных вариантов трех генов — МАОА, SERT и гена рецептора, активируемого опиатами, — у представителей этих культур. Известно, что у каждого из упомянутых генов имеется вариант, опосредующий повышенную чувствительность к стрессу и одновременно — к положительным средовым факторам (социальной поддержке).
Обнаружилось, что частота встречаемости «генов чувствительности» во всех трех случаях у азиатских народов в 2–3 раза выше, чем у европейцев. Отсюда следует, что первые чувствуют себя более комфортно, находясь в коллективе, где они встречают поддержку и понимание. Здесь можно привести высказывание древнекитайского мыслителя Конфуция, который говорил: чтобы понять Азию, нужно смотреть на нее сквозь призму семейных и внутриплеменных отношений. Европейцы несравнимо менее склонны к коллективизму. Возможно, поэтому идеи прав и свобод личности здесь популярны более, чем где бы то ни было. Подводя итог, Либерман говорит: «Когда достаточно много умов находят какую-то идею захватывающей, они объединяются вокруг нее»[126][127].
Все это довольно далеко от традиционных взглядов на культуру. Можно представить, какой град обвинений в генетическом детерминизме и редукционизме обрушится на головы авторов со стороны специальных журналов! Но проблема не в этом. Главный вопрос — будут ли способствовать подобные исследования переменам в наших взглядах на род людской, что, по словам социолога Джеймса Фаулера, приведет к появлению «новой области науки о природе человека?» По его мнению, невозможно объяснить во всей полноте поведение человека и вникнуть в его культуру без интеграции биологии — от генов до функционирования мозга[128].
Подобные исследования подводят нас к восприятию человека как чисто биологического объекта, происхождение и развитие которого можно понять, опираясь прежде всего на эволюцию, генетику и науку о мозге. Речь идет не о противопоставлении биологического человека человеку культурному, а об интеграции всех видов человеческой деятельности — политики, музыки, поэзии — на биологической основе.
Если и есть что-то, способное вынести эти рассуждения за рамки чистой науки, то это персонифицированная генетика. Уже сегодня десятки тысяч людей по всему земному шару осваивают генетическую информацию в процессе ее использования. Только так и постигается вся ее ценность.
Персонифицированная генетика уже вошла в нашу жизнь. На нее смотрят как на панацею от засилья болезней, на источник здоровья и благополучия. Она изменяет наше самоощущение. Если сегодня мы оперируем миллионом SNP, то завтра в нашем распоряжении будет весь геном, послезавтра — геном со всеми его эпигенетическими изменениями. В конце концов мы не сможем думать в себе в отрыве от этой информации. Она проникнет в наше самосознание — как одного из представителей Homo sapience.
Канадского философа Йена Хакинга заботит судьба общества, насквозь пропитанного идеей «биологизации» человека. «Я — консерватор, — пишет он в эссе, посвященном потребительской генетике и самоидентичности. — Конечно, генетика налагает ограничения на мои возможности и свободу выбора, но я не считаю, что она определяет мою сущность. Генетическая революция радикально изменит материальную сторону жизни идущих на смену поколений. Не изменится ли вслед за этим их самоощущение?»[129]
Мне кажется, беспокоиться здесь не о чем. Никакого сверхупрощения не произойдет. Углубление в генетику приближает нас к решению множества волнующих вопросов как личностного, так и философского плана. Кто мы и откуда? Какое место занимаем в этом мире? Что нас ждет? Чего мы хотим? Раньше такого рода вопросы относились к категории духовных, а сегодня к ним можно подойти, проникая все глубже в нашу физическую (материальную) сущность.
Теперь, когда я узнала кое-что о своих генах, мое представление о себе вовсе не стало более «плоским». Напротив. Мне открылись многие новые грани моей личности и стали ясны многие нюансы прошлой жизни. Я — одновременно существо биологическое и социальное. Мой геном не смирительная рубашка, а мягкий податливый хитон, который можно туго обернуть вокруг себя, а можно и растянуть. Это — информация, с которой я могу работать, строя свою жизнь и свою личность, это — знание, которое облегчает мое существование. Да, мой геном ограничивает мою свободу, но в то же время берет на себя часть ответственности за мои поступки.
