Эйвери принял ту самую позу, которая стала для него привычной за долгие месяцы работы над картиной.
— Есть некоторое сходство, вы не находите?
— Торн, — потрясение произнесла она.
— Да.
— Что вы здесь делаете?
— Разве так подобает приветствовать человека, который в течение долгих лет был вашим верным корреспондентом?
— Верным? — отозвалась она язвительно. — Мне кажется, это определение скорее относится ко мне, поскольку именно мне приходилось целых пять лет заниматься выяснением вашего местонахождения. Все эти намеки и недомолвки относительно цели вашего следующего путешествия были какой-то нелепой игрой в кошки-мышки. Если бы у моих родителей не было друзей во всех уголках земного шара, я сомневаюсь, что мне вообще удалось бы вас разыскать. Порой удача мне изменяла. Вы ни разу не сочли нужным предупредить меня, куда… Да что там, прошлой зимой я была уверена в том, что вас уже нет в живых! — Лили вдруг осеклась и покачала головой, будто гнев отвлек ее внимание от главного. — Итак, что вы тут делаете? Я не расслышала ваших слов.
— Я ничего не говорил. — Он поднял вверх руку. — Мне казалось, что мое присутствие здесь не нуждается в объяснениях. Отведенный вам срок владения усадьбой уже почти истек. Я не испытываю настоятельной потребности в дальнейших путешествиях и вместо этого счел нужным приехать сюда, чтобы собственными глазами увидеть, в каком состоянии находится поместье. Всегда следует провести предварительную разведку, прежде чем вступить на незнакомую территорию.
— По-моему, вы несколько опережаете события, — натянутым тоном отозвалась Лили. — А если Милл-Хаус действительно приносит хороший доход?
Он улыбнулся. Со стороны это могло сойти за любезность, однако его подлинные чувства были совсем иными.
— Что ж, если я ошибся, тогда эти несколько недель станут для меня желанной передышкой после столь долгих странствий. И вам незачем смотреть на меня так подозрительно.
— Мои подозрения вполне естественны, и, Бог свидетель, я не собираюсь так просто от них отказываться. — Лили то и дело переводила взгляд с Эйвери на портрет и обратно, словно надеясь обнаружить в них какое-нибудь несоответствие, которое дало бы ей предлог выставить его из дома как самозванца. Однако с каждым разом лицо ее все больше мрачнело. — Где вы намерены остановиться?
— А… — Он оглянулся и развел руками. — Разумеется, здесь. В Милл-Хаусе. Надеюсь, его двери еще не закрыты для гостей? Я имею в виду, что окончательное решение о праве собственности на имение будет принято не раньше августа, не так ли?
— Совершенно верно, — процедила она,
— Что ж, отлично, — произнес он. — Я просто хотел удостовериться в том, что верно оценил создавшееся положение. Кроме того, меня пригласил Бернард. Как нынешняя владелица Милл-Хауса, вы, конечно, имеете полное право отказать мне в гостеприимстве. — Он насмешливо склонил голову, как бы признавая ее главенство в доме.
— Мне такое даже в голову не могло прийти. Само собой, вам ничто не мешает здесь остаться… в качестве гостя Бернарда.
— Благодарю вас.
Лили нахмурилась. О ее испуге нетрудно было догадаться по вытянувшемуся лицу и румянцу, покрывшему шею. Это зрелище невольно притягивало его взор.
У Эйвери имелось не так уж много опыта в том, что касалось женщин. Его родители умерли, когда ему было семь лет, еще несколько лет после этого он провел в закрытой мужской школе, и за все это время его жизнь почти не изменилась — просто один вечно отсутствующий опекун занял место другого, его родителей сменил Горацио Торн, что, конечно, никак не способствовало его более близкому знакомству с прекрасным полом.
Он обнаружил в себе глубоко таившееся пристрастие к юным прелестницам почти в то же время, когда ему стали ясны причины этого пристрастия. Тогда же он понял, каким нелепым выглядит со стороны урод, тоскующий по красавице. К счастью, сам он не был склонен к самобичеванию, но все же предпочитал любоваться женщинами издалека, довольствуясь короткими разговорами на тех редких приемах, которые ему случалось посещать. Еще никогда он не позволял желанию взять над собой верх. Никогда.
