— Не беспокойтесь, мама. Думаю, это просто напряжение из-за выборов.
Джулия и Найджел стояли в дверях, пока миссис Фарнхэм усаживалась в машину. Как будто желая создать благоприятное впечатление, он небрежно положил руку на плечо Джулии, но как только машина скрылась за углом, тотчас убрал ее.
Обед прошел в молчании: оба были погружены в свои мысли. Она не заводила разговор о выборах, пока им не подали кофе в гостиную.
— Понятия не имела, что ты выдвинут кандидатом в парламент, пока твоя мать не сказала об этом. Мне очень жаль, что ты не сделал этого сам.
— Я не думал, что тебе это будет интересно.
— Все равно ты должен был мне сказать. Я пыталась скрыть свое удивление, но не уверена, что мне это удалось. Да я и не понимаю, почему ты сделал из этого секрет. Рано или поздно я бы все равно об этом узнала. Если бы ты мне сказал об этом раньше, я могла бы тебе помочь.
— Мне и в голову не приходило просить о помощи. Зная, какого ты обо мне мнения, я ожидал бы от тебя прямо противоположных действий.
— Из тебя получится хороший член парламента, — отозвалась она негромко. — Я никогда бы не сделала ничего, чтобы помешать тебе быть избранным.
— Ты и не могла бы. Я не боюсь ничего, что ты можешь сказать или сделать. — Он встал. — Извини, у меня дела. — У двери он задержался. — Да, об этом приеме: если ты хочешь его устроить, я не возражаю! Но дождись сначала результатов, хорошо? Я могу и проиграть!
Почему-то Джулия не сомневалась, что Найджел победит: она могла представить себе, как он говорит с трибуны с той же энергией, что и в суде, увлекая аудиторию. Она не могла не признать, что он — идеальный кандидат: его привлекательность обеспечивала голоса женщин, его ум убеждал мужчин.
Поэтому она не удивилась, узнав о его победе, и сразу же начала планировать прием. Она отправила приглашения всем, кого Найджел включил в список, и, увидев в нем имя Сильвии Эрендел, решила пригласить Конрада.
Она тщательно продумала меню и в день приема сама расставила цветы на длинном обеденном столе. Перед каждой женщиной розовые розы и фиалки в хрустальных вазочках. В качестве единственного освещения она выбрала высокие темно-красные свечи в серебряных канделябрах. В результате возникла атмосфера элегантности и уюта, которой она осталась довольна. Вскоре она услышала, как Найджел вошел в свою комнату. До нее донесся шум выдвигаемых ящиков, открывающихся и закрывающихся дверей шкафов, пока он переодевался, и почему-то эти звуки были ей приятны. Она быстро надела приготовленное заранее платье. Еще только задумав этот прием, она уже знала, что именно будет на ней этим вечером. Но чего она хотела добиться, остановив свой выбор на белоснежном платье: напомнить Найджелу об их свадьбе или пробудить воспоминания о его любви, — она не знала. Как бы то ни было, это платье походило на то, которое было на ней в первый вечер после их свадьбы. Это был еще один подарок Деспуа, который она пока не надевала. Из мягкого белого шифона, оно ниспадало до самого пола, струясь вокруг ее ног. Корсаж удерживался тонкой лентой, расшитой серебром и жемчугом, и подчеркивал ее молочно-белые плечи. Свободный покрой платья был обманчив: когда она двигалась, шифон облегал изящные линии ее тела, подчеркивая округлость груди, тонкую талию, длинные стройные ноги. Она расчесала волосы на прямой пробор, и они мягкими волнами упали ей на плечи. Их темный цвет контрастировал с сиянием ее кожи, и она с удовлетворением рассматривала свое отражение в зеркале. Ни один нормальный мужчина не останется равнодушным к этой очаровательной картине, а в человеке, любившем ее — пусть в прошлом, — она наверняка вызовет смятение чувств.
Неожиданный стук в дверь, соединявшую ее спальню со спальней мужа, заставил ее отпрянуть от зеркала. Сердце ее заколотилось, когда она нетвердым голосом разрешила ему войти.
Впервые со дня их свадьбы он вошел в ее спальню, и в эту минуту она заметила, как он изменился за последние месяцы. Его лицо стало еще более худым, чем раньше, скулы и нос стали еще заметнее и придавали ему суровый, почти демонический вид, Несколько мгновений он разглядывал ее фигуру, чуть задержавшись на изгибе белой шеи, и наконец остановился на ее прекрасном удивленном лице.
