— А Рафаэль дома? — спросил Сэм, когда они пошли дальше.
— Да, но, наверное, будет занят, дорогой.
— Понятно.
Мальчики немного повозились в саду, потом пришли в дом ужинать. Поскольку на дом им ничего не задали, Наташа оставила их играть в какую-то сложную игру с военными кораблями, гадая, не хочет ли Рафаэль, чтобы она приготовила ему ужин, когда чуть не столкнулась с ним нос к носу.
— Ты-то мне и нужна, — угрюмо пробормотал он.
Непохоже, судя по голосу. И почему он смотрит на нее так, будто никогда раньше не видел? Черные глаза, блестящие и пронизывающие, сузились, пробежавшись по ней, будто оценивали ее на предмет чего-то — но чего?
Наташа с тревогой ощутила, как соски напряглись и натянули кружево бюстгальтера, а щеки залил румянец.
Рафаэль был потрясен тем, как необычно порозовели ее щеки — словно розы летом. А груди… нет, этого не может быть!
Его взгляд непреодолимо влекло к изгибу ее сочной груди, и он гадал, почему с ним случилось это внезапное пробуждение, вызванное чем-то настолько простым, как женщина, наклонившаяся, чтобы поднять игрушку. Откуда это осознание, что за маской непогрешимой расторопности и деловитости скрывается женщина? Настоящая женщина из плоти и крови. Он поймал себя на желании обхватить ее ладонями за ягодицы и прижать к себе.
— Есть что-нибудь новое об Элизабетте?
Заданный Наташей вопрос подействовал на него как холодный душ, и он обнаружил, что виновен в весьма нечистых помыслах — а это совсем не входит в его намерения. Элизабетта — вот причина, по которой он собирается все это сделать. Единственная причина, напомнил он себе.
— Нет, — ответил Рафаэль, глядя на ее губы и думая, что они тоже какие-то другие. Розовые и блестящие, или это только его воображение? Рафаэль нахмурился. Не рехнулся ли он, намереваясь осуществить эту безумную затею? Но, весь день ломая голову над своей дилеммой, он так и не пришел к какому-нибудь мало-мальски подходящему решению. При всем его богатстве, власти и связях все же оставались вещи, которые он не мог контролировать, и пресса — одна из них. — Сэм дома?
— Он внизу с Сержем. Нашел красивый каштан, который хочет тебе показать.
На мгновение лицо Рафаэля расслабилось, слабая улыбка тронула уголки рта, полностью преображая резкие черты.
— Он сегодня пойдет ночевать к Сержу?
— Да. А что?
— Да ничего. Просто предлагаю нам с тобой вместе поужинать.
Наташа хотела спросить, что у него на уме, но что-то очень строгое в его глазах удержало ее — мрачный, предостерегающий блеск, который заставил девушку слишком отчетливо осознать ее подчиненное положение. Несмотря на всю фамильярность и легкость в общении между ними, Рафаэль иногда напоминал о разнице в их положении, вот как сейчас. Это было не простое предложение вместе поужинать, это был приказ, и Наташин пульс участился.
— Конечно. Хочешь, чтобы я приготовила что-нибудь особенное?
— Нет, не нужно. Я сам приготовлю.
Рафаэль? Приготовит?
— Х-хорошо.
Ее тревога еще больше возросла после того, как она проводила мальчиков с няней Сержа. После их ухода дом, казалось, стал отражать звуки сильнее обычного, и Наташа слышала, как Рафаэль гремит на кухне посудой между бесконечными телефонными звонками.
Она чувствовала себя странно, словно что-то изменилось, но никто не потрудился сказать ей об этом.
Наташа медленно спустилась вниз, в кухню, где Рафаэль помешивал что-то в кастрюле. На нем были старые линялые джинсы, плотно облегавшие узкие бедра, и белая трикотажная рубашка, сквозь которую проступали линии мощного торса.
Услышав, как она вошла, Рафаэль обернулся, и Наташа заметила, что две верхние пуговицы рубашки расстегнуты и оттуда выглядывают черные завитки. Волосы влажные, словно он недавно принял душ, ноги босые. Наташу внезапно затопила волна чувственного желания, ноги подкосились от слабости.
— Проголодалась? — спросил Рафаэль.
Она покачала головой. Ей хотелось спросить его, что происходит. Почему он разговаривает и обращается с ней как незнакомец?
— Пока нет. Но я бы выпила, если можно. — Она взглянула на бутылку уже открытого красного вина.
— Конечно. Но ты обычно не…
