Чейси прослезилась и отложила письмо в сторону.
— Ну и ну, — пробормотал Уинстон.
— Я ничего такого не знала, — прошептала она, — да, это не «леди из коробки»…
— Леди из коробки?
— Просто такое выражение. Уинстон кивнул, не понимая смысла сказанного.
— Чейси, ты никогда не задумывалась, почему я такой черствый?
— Ты вовсе не черствый, — подобная самооценка удивила Чейси.
— Нет, я такой. Каждый день я изменяю судьбы миллионов людей. Я вношу пункт в список, и страна выделяет средства на интернациональную помощь. На следующий день я вношу в повестку дня делегации посещение лагеря беженцев. Голодающие люди получают помощь. Но я никогда не делаю ничего хорошего тем, кто окружает меня каждый день. Я никогда не помогу соседу, если только он не иностранец и не беженец. Я не могу по-доброму отнестись к человеку, если он не находится в тысяче миль от меня. Я грублю уборщицам, я никогда не здороваюсь со швейцарами, я не даю почтальону чаевых.
— Ты хочешь сказать, что Дерек лучше тебя?
— Он из тех людей, которые изменяю! мир вокруг себя, а не просто читают новости или смотрят телевизор. Он из тех, кто помогает ближним, тем людям, с которыми сводит его судьба.
— Но и ты делаешь людям добро!
— Назови хоть кого-нибудь.
— Я. Ты позвонил президенту и попросил его объяснить моей бабушке, что я выполняю свою работу, сопровождая Дерека.
Уинстон поправил очки.
— Чейси, я позвонил ему потому, что Дерек Маккенна пригрозил мне: если я этого не сделаю, он первым же рейсом прилетит в Вашингтон и набьет мне морду.
Девушка удивленно захлопала глазами.
— Честное слово, деточка, для Бэнкс Бейли ты на удивление непрозорлива. Этот человек любит тебя, Чейси. Он может с тобой не соглашаться, не делать того, что ты хочешь от него, может вести себя, словно мальчишка или как дикарь, и сам себе противоречить. Но он любит тебя. А это что-нибудь да значит в нашем несовершенном мире.
— Вы оба упертые, — бормотал папаша, нахлобучивая на нос очки с толстыми стеклами, чтобы изучить меню недавно открывшегося кафе в Браунсвилле. — Оба слишком упертые, чтобы признаться, что влюблены.
Дерек отрицательно покачал головой.
— Это не любовь. Увлечение. У меня просто давно не было женщины.
— Тогда почему ты ни с кем не встречаешься? Телефон вот-вот разорвется от звонков. Дамы всего штата готовы отдаться тебе.
— Меня они не интересуют.
— Вот и я говорю…
Дерек скорчил недовольную гримасу. Он не собирался обсуждать с отцом собственные слабости, но он действительно тосковал по Чейси. Тосковал так сильно, что временами был готов цепью приковать себя к дому, дабы не сесть на самолет и не отправиться в Вашингтон, чтобы просить ее выйти за него замуж.
Можно найти решение. Он мог бы продолжить службу в армии: начальник службы персонала предлагал ему место в Пентагоне.
Дерек наморщил нос.
Еще он мог поехать в Вашингтон: телевизионщики называли его имя в числе возможных кандидатов на различные посты.
Фу! Политика… Какое грязное дело…
Он мог бы предложить ей переехать в Кентукки. Но мысль о том, что Чейси обломает ногти, занимаясь тяжелой работой, представлялась ему достаточно верной.
Он тряхнул головой. Невозможно. Они были из разных миров. У них были разные представления о жизни. Уставившись в тарелку, он приказал себе забыть Чейси Бэнкс Бейли.
И тут Дерек недоуменно нахмурился.
— Пана, это что такое? — удивленно спросил он, беря тарелку в руки. Она была из китайского фарфора, с изящным орнаментом в центре и золотым ободком. — Раньше мы пользовались простой белой посудой.
— Именно, — согласился старик. — Я возьму себе гамбургер с картофелем-фри.
— Картофель фри? — удивился Дерек. — Что это?
— Жареный картофель, — отозвался папаша, взглянув на официантку. — Дерек, мальчик мой, подумают, что тебя в коровнике вырастили.
— Так и есть, — подтвердил Дерек. В конце концов, денег у них было всегда мало, крыша у дома протекала… Дерек обратил внимание на сервировку и взял самую маленькую вилку. — А это что?
— Вилка для рыбы, — объяснила официантка. — А эта — для салата, а эта — обеденная. За вашей тарелкой лежит вилка для десерта, с этой стороны — обеденная ложка и чайная ложечка…
