Как и всякая идея, эта была ни хороша, ни плоха, но, к сожалению, имела тенденцию игнорировать реальность. Реальность же состояла в том, что он был болен и нуждался во мне как в опоре, в помощи, в мостике к жизни.
Мы встречались после этого дважды. Первый раз, когда приехали со старшей дочерью в САО через неделю после моего драматического отъезда, Вика как бы обрадовался Диночке (он вообще очень дружил с моими детьми), не высказывал мне своих обид — но была какая-то непроницаемая пелена...
Нет, мы немало беседовали. Запомнилась удивительная ночная беседа: Вика вызвал меня поговорить о Диночке. Она готовилась к поступлению на исторический факультет, и Вика много часов — черных, как деготь, ночных часов нашей прогулки по ущелью, убеждал меня отговорить Диночку. Нельзя делать ложь своей профессией!
Сильно подействовал на меня и другой эпизод. В один из выходных дней дочке захотелось посмотреть ночную телевизионную молодежную программу. Мне казалось, что в разгар подготовки к вступительным экзаменам такая трата времени недопустима. (Вика как-то заметил: «Диночка удивительно терпелива. Если бы в моей юности или в детстве меня попытались так регламентировать, я бы все перебил, переломал и выбросился из окошка»). После небольшой «дискуссии» я улегся спать, дочка осталась смотреть ТВ. Уже засыпая, я заметил, что в комнату из своего кабинета заглянул Вика и, стоя у дверей, с любопытством глядит на экран. Там бесновались какие-то ребята.
Я проснулся утром от необычного звука: Вика напевал в ванной! Он никогда не вставал раньше меня!И как объяснить эти песни в разгар мрака, в глубине отчуждения?! Оказалось: он полночи простоял у телевизора. Его поразила раскованность и миролюбие ребят: «Так здорово! У одного выбрито полголовы, другой показывал фигу в экран. Что мы мучаем себя своими схемами? Своими долгами... Сегодня увольняюсь с работы. Будем путешествовать вместе. Будем учиться жить. Учиться друг у друга. Знаешь, так красиво эти ребята показывали фиги!..»
К сожалению, этот запал быстро прошел. К сожалению, мне нечего больше вспомнить светлого за эти несколько недель.
Вторая встреча состоялась первого августа. Я направлялся домой в небольшой отпуск с литовской шабашки. За эти два сезона я стал ассом т кровельщиком, чувствовал себя здоровенным, крепко зарабатывающим мужиком. Несколько отупевшим от постоянных физических усилий, стука молотков... На пути домой я завернул на сутки к маме и брату в Тернополь. Уже из Львова я позвонил им: «Еду!» В ответ услышал ужасное: у Ревекки Моисеевны инфаркт. Вика сейчас в Черновицах, ухаживает за ней. Брат очень настаивал, чтобы я сейчас же позвонил ему
Я набрал Викин номер. На том конце провода радостно вскрикнули: «Боря!» После этого полчаса я зсе бросал и бросал монетки — Шварцман рассказывал о том, как он плох. Физически, душевно, морально, творчески... Хотелось плакать, слушая этот длинный и несправедливый самооговор, но что-то необратимо изменилось в наших отношениях тогда, в начале лета, сердечность казалась неуместной и, в конце концов, я гаркнул: «Сейчас же приезжай ко мне!»
Вика приехал поездом той же ночью. Казалось, он был в хорошей форме. Мы проговорили до рассвета. Большую часть времени Вика рассказывал об июньских симпозиумах в Венгрии. Это был первый выезд за рубеж за много лет. А ведь у него хранились приглашения лучших университетов мира. Для чтения лекций, для исследовательской работы, «на любой срок, на любых условиях» — так там и было сказано. Обсерватория неоднократно пыталась послать Шварцмана, за него хлопотали влиятельные академики — но все вязло, как в вате. Зарубежным коллегам посылались телеграммы о его нездоровье или занятости — как, впрочем, к в случае сотен других «невыездных». Вика рассказывал, что его не раз вызывали в местное КГБ, пытались, если не завербовать, то хотя бы снюхаться, обещали (в случае успеха) свободный выезд.
И вот в середине июня 87 г. Венгрия организовала два идуших один за другим международных симпозиума — по космологии и проблеме SETI. Шварцман был приглашен на оба, но до последнего момента не было известно, на какой из двух будет отпущен; считалось, что два разрешения получены быть не могут. Не будет преувеличением сказать, что в тяжелом состоянии Вики этой весной существенную роль сыграли бессовестные проволочки властей. Ведь нужно было готовиться к докладам!
