– Освежить?
Вопрос обычный, а звучит чуть странно. Как будто по мне вполне понятно, что одеколона не имеется, что советского «Шипра», что прибалтийского «Дзинтарс», например.
– Да, конечно.
Тут в ходу резиновая груша с рассеивателем, надетым на флакон. Фш-фш, чуть покалывает и на самом деле свежо.
– Кожа бледная осталась. Нравится?
Не загорелая вся нижняя часть. А учитывая глупый загар, оттенка красного кирпича, смотрится вообще интересно.
– Да все отлично, большое спасибо. Мне понравилось, очень понравилось.
– Приходите… Вы же не местный.
– Почему?
Она пожала плечами. Интересно, по каким особенностям заметила? Или просто из-за города, все же маленького, где часто видишь всех и вся? Надо помнить об этом, да-да.
– Местный, давно просто… не был. На Колыме вырос.
Колыма – маркер, для всей страны тот самый кусок страны, где для кого «родина нашего страха», для кого тяжелый период истории, а кому и самая настоящая сокровищница, спрятанная в земле. Для нас, с Отрадного, Колыма – район частных домов и, сейчас, пенсионеров, когда-то самая окраина городка.
– А я у Французского.
Почему один из самых обычных гастроном назвали когда-то Французским? Да потому же, почему в Питере есть Техноложка, наверное. Назвали, прилипло, но местным все сразу ясно.
– В седьмой учились?
– Да.
– А я в восьмой.
Она не ответила, кивнула и пригласила следующего. Оно и правильно, чего время на болтовню тратить, особенно без хороших результатов, работать надо.
– До свидания.
Я снял штормовку и рюкзак с вешалки, отправился в кассу у входа. Расплатился, разменяв одну из пятерок и получив, наконец, мелочь с рублями. Посмотрел на себя в зеркало у входа, прятавшееся между попытками сделать интерьер.
Интерьер почему-то делали из подобия мозаики на какую-то куртуазно-средневековую тему. Во всяком случае персонажи, выложенные кусками трехцветного стекла, неуловимо напоминали Еременко и неизвестную актрису из «31 июня», окруженных подобием массовки.
Да, тяга к прекрасному вещь хорошая. Еще тут популярна чеканка и умеющий делать из меди самые настоящие металлические картины неплохо зарабатывает. Только я вот не умею. Но и не жалею об этом, если уж честно.
Дворик за парикмахерской так и манил присесть, подумать… покурить. В пачке оставалось пять сигарет, запасы, как и все остальное, стоило поправить. И поесть, в конце-то концов, полдня с пустым желудком ни к чему хорошему не приведут. Где поесть? Тоже мне вопрос – кафе «Сказка» в соседнем квартале, кафе, спокойно работавшее столовой большую часть времени. Отравиться позднесоветским общепитом не грозит, один из плюсов маленького города. Не поменяй пару раз масло, добавь в суп одни секили с копытами и все, радио ОБС быстро разнесет молву. Тут, конечно, не капитализм, но даже работяги, питающиеся по талонам с этого самого кафе – сюда не отправятся, случись такое. Это вам не Москва и даже не Куйбышев, тут все решает общественное мнение. Ладно, сейчас пойдем.
На улице стало чуть душно, лето, как-никак. Ветер гонял остатки тополиного пуха, обычно собиравшегося почти снежными сугробами. Город строили в пятидесятых, сразу, как приступили к широкой разработке Мухановского нефтяного месторождения. Он и появился-то тут только из-за нефти, обнаруженной сразу после войны геологоразведкой. Поселок городского типа, начавший расти от станции магистрали, соединявшей европейскую часть страны с азиатской.
Через остатки той поры шел утром, ещё в своём времени. Через последние «финские» домики, где половина обросла кирпичом, вторыми этажами и виниловым сайдингом. Мимо бывшего городского клуба, ставшего году в девяностом церковью, превратившейся в целый храм. Оставив за спиной натуральную нефтяную вышку, поставленную как памятник на крохотной городской площади пятидесятых, окруженную двухэтажными домиками.
Шел и слушал в наушниках Толика, удивительно атмосферно ложащегося на эти поездки домой. Выключил ретроградный плейер незадолго перед чертовой молнией, сотворившей все вот это вокруг меня. Последняя песня, прослушанная на рипите, удивительно ложилась на это вот все…
