И он продиктовал Катерине жалобу, где была указана фамилия секретаря райкома, который был у них на собрании. Жалоба была о расправе за критику. Академик подсказал, чтобы она написала о недостатках на производстве и свои предложения по их ликвидации. Он дал ей несколько листов бумаги и отослал на кухню. Потом прочитал написанное, кое-что переделал, взял газету «Правда», вставил несколько фраз из передовой статьи, заставил ее переписать начисто. И письмо ушло.
Через несколько дней в их цехе появился директор фабрики в сопровождении парторга. Они остановились невдалеке от Катерины, и парторг кивнул в ее сторону.
Директор фабрики, сорокалетний, коренастый, вполне еще мужчина, рассматривал ее с явным интересом. И она улыбнулась директору. Директор от неожиданности тоже улыбнулся, подошел к ней и спросил:
— Как дела?
— Хорошо. А у вас как?
— Так себе, — сказал директор. — Сама знаешь. Оборудование изношенное.
— На нем еще можно работать, если работу наладить.
— И ты считаешь, что Леднев наладит?
— Наладит, — подтвердила она. — Леднев и производство знает, и деликатный. У нас, когда наладчик запивает, он подойдет ко мне и скажет: «Катенька, голубка, помоги». Да я для него все сделаю.
И директор рассмеялся. Но глаза оставались серьезными. И вдруг он спросил:
— Письмо в райком сама писала или кто помогал?
— Помог, — призналась она. — Дядя. Он академик.
— Ты москвичка?
— Я псковская. — Катерина улыбнулась. — Я только год в Москве.
— А я смоленский, — признался директор. — Почти соседи.
Директор протянул ей руку.
Директорская ладонь оказалась жесткой и сильной, и она подумала, что этот смоленский парень работал и руками. И тоже, наверное, пробивался.
Катерина оглянулась. Работницы смотрели в их сторону.
— Меня зовут Николаем Степановичем.
— А меня Катериной.
— Катерина, я подумаю о твоем предложении.
— Подумайте, предложение-то хорошее, — убежденно сказала Катерина.
— Учиться не собираешься?
— В этом году завалила. На будущий год буду поступать.
— Я тоже только с третьей попытки поступил, — признался директор. — Ты поступишь! Мы, из провинции, упорные.
— Наверное, — согласилась Катерина. — Как говорит моя подруга Людмила, нам отступать некуда.
— Она верно говорит. Если будут проблемы — заходи. Смоленские всегда помогали псковским, а псковские — смоленским.
— Мне неудобно, — смутилась Катерина.
— Тебе — удобно, — сказал директор и пошел.
Катерина смотрела ему вслед. Невысокий, коренастый, длиннорукий. Он ей напоминал псковских деревенских мужиков. Они ходили так же, чуть сутулясь, будто их руки тянулись к земле.
Через неделю на фабрике было партийное собрание, где директор критиковал их начальника цеха. Еще через неделю начальника перевели в отдел снабжения, и на его место назначили Леднева. После этого пожилые работницы начали здороваться с Катериной. На цеховом комсомольском собрании ее выдвинули комсоргом цеха. Она отказалась. Леднев вызвал ее в свою контору, закрыл дверь и спросил:
— Ты не хочешь мне помогать?
— Я хочу, но мне надо готовиться в институт.
— Пойми, — убеждал ее Леднев, — я должен сформировать свою команду, чтобы меня поддерживали. И начальники участков, и парторг, и комсорг. Иначе меня сожрут. Ты присматривайся к производству. Осенью я тебя в начальники участка выдвину.
— Не утвердят, — возразила ему Катерина. — Надо хотя бы техникум закончить.
Катерина уже разбиралась в иерархии руководства цеха.
— В порядке исключения — можно, — заверил ее Леднев.
— С чего бы ради меня делать исключения? — засомневалась Катерина.
— Директор утвердит, — уверенно сказал Леднев. — Вы же земляки.
— Мы почти соседи. Я псковская, а он смоленский.
— И оба не любите москвичей. Это вас и объединяет.
— Почему мы должны не любить москвичей? — удивилась Катерина.
— Москвичей нигде не любят. Я в армии служил, так все были против москвичей. Слишком мы бойкие и разворотливые. Москва — жесткий город. Знаешь пословицу — «Москва бьет с носка»?
— Я и другую знаю — «Москва слезам не верит».
— Тоже правильная пословица. Ведь в России, если поплачешься, — пожалеют. А в Москве слезам не верят. Но ты ведь не из плаксивых.
