– А-а-а, – протянул купчина. – Вот вы про что. Ну да, верно, было такое убивство, Господи, спаси и сохрани… – Он снова перекрестился и продолжил: – Так то не здесь, то на Черторые, есть невдалече такой ручей.
– О! – поднял палец Прохор. – Говорили же – невдалече!
– Да это просто не повезло парню… Ефимом его, кажись, звали.
Парни насторожились:
– Как это – не повезло?
– Да так, – купец снова заработал ложкой. – Я не очень-то и знаю…
Тут подоспели и пироги с квасом. Переглянувшись, парни заказали еще и вина.
– Выпьешь с нами, человече?
– С хорошими-то людями – чего ж не выпить? – оживился купец. – Меня Корнеем зовут.
– Иван.
– Прохор.
– Ну, за знакомство!
Выпив, купчина разговорился:
– Ефим-то, вьюнош убиенный, частенько сюда захаживал. Улыбчивый такой, темноглазый. Одет богато – ферязь золотом вышита, кафтан с битью, соболья шапка. Приезжал обычно к обеду, правда, не обедал, выжидал чего-то… Пождет-пождет, в оконце посмотрит… потом оп! Подымется в горницы… Спустится уже в простой одежонке, шмыг – и нет его! К вечеру обратно заявится, снова переоденется – на коня и поминай, как звали. Вот так вот, одним вечерком – и не пришел. А уж на следующий день пошли слухи… Убили парня да распотрошили. И знаете, кто убивец?
– Кто же? – хором спросили друзья.
– Ни за что не поверите. Ошкуй!
– Кто-о?
– Ошкуй! Медведь белый… Видать, сбег от какого-нибудь боярина: они любят медведей на усадьбах держать забавы ради. Вот и кормится.
– Страшное дело!
– Дак я и говорю – не повезло парню! Вот и вы упаситесь на Черторые вечером околачиваться – не ровен час. С медведем-то как сладишь?
– Да у нас пистоли есть.
– Ну, разве что пистоли…
– А куда ж Ефим-то ходил?
Корней развел руками:
– Тут уж, братцы, ничего сказать не могу. Может, кто из местных… есть тут один мужик, вернее, парень. Здешний остоженский, Михайлой кличут. Частенько сюда заходит… – Купец вдруг оглядел стол и ухмыльнулся. – Да вон же он, вон! В углу, сивобородый, в овчине.
– Господи! – Присмотревшись, Иван наклонился к Прохору. – Да я ведь, кажись, его знаю… Михайла… ммм… Михайла Потапов…. Нет – Пахомов. Да-да, точно – Пахомов! – юноша замахал рукою. – Эгей, Михайла! Как жизнь?
Михайло вздрогнул, дернулся, но, разглядев улыбающегося Ивана, тоже улыбнулся в ответ. Подошел, поздоровался.
– Садись, выпей с нами, – радушно предложил Иван и кивнул на собутыльников. – Это дружок мой, Прохор, а то – Корней, купец. Хорошие люди.
– Да я вижу, что хорошие, – присаживаясь, Михайло улыбнулся в усы. – Винишко пьете? – Он заглянул в кружки. – Напрасно. Для своих есть тут у хозяина кое-что… Сейчас… Эй, парнище, – он ухватил за рукав пробегавшего мимо служку. – Скажи Флегонтию, пущай белого вина нальет. Для Михайлы Пахомова.
– Сделаю, Михайло Пахомыч, – поклонился слуга.
Иван усмехнулся:
– Ишь, как тут тебя величают!
– Так все вокруг когда-то батюшке моему принадлежало! – горделиво сверкнув очами, Михайло стукнул кулаком по столу. – До тех пор, пока царь… Тсс… Про то вам знать не надобно.
– Пожалте, Михайло Пахомыч. – Подбежавший служка с поклоном поставил на стол изрядный кувшинец и большое блюдо с дымящимися пирогами. – Пирожки с вязигою. С пылу, с жару! Угощайтеся.
– Угостимся! – Михайло самолично разлил принесенное вино по кружкам. – Ну, вздрогнули!
Иван глотнул… и закашлялся! Ну и вино – аж глаза на лоб лезут. Не вино – самая настоящая водка!
– Водка, водка, – занюхав выпитое куском пирога, засмеялся Михайла. – Хорошая, не какой-нибудь там перевар.
– И как хозяин-то не боится? – Прохор покачал головой. – Ведь не царев кабак… А ну, как донесет кто?
– Не донесет, – ухмыльнулся Михайло. – Только верным людям тут наливают. Ну, еще по одной?
Иван махнул рукой:
– Давай… Корней нам тут какие-то страсти рассказывал. Про истерзанного парня.
– Да, – Михайло пожевал пирога, – жаль парнишку. Ошкуй, говорят, напал. Я б этих бояр, что за своей живностью не следят, вешал бы на их же воротах! Ничего, придет истинный царь…
– Какой-какой царь? – перебил Прохор.
– Никакой, – Михайло зло сжал губы. – Ничего я такого не говорил – показалось вам…
– Ну, показалось – и показалось. – Иван незаметно наступил Прохору на ногу и улыбнулся Михайле. – Ты про ошкуя рассказывал.
