Все чувствуют близкую зиму. Бобры топят в воде ветки осины – готовят подледный корм. Барсук и медведь сгребают листья для зимней постели. Белка странным чутьем находит в листьях орех и, если орех тяжел, не испорчен, несет в дупло. Поползень винтом ползает по стволу дерева, прячет в складки коры зерна и семена – зимою все пригодится…
Стоят серые дни. Долгие вечера, длинные ночи. Сыро и неуютно. И только временами, как праздники, перепадают прозрачные дни негорячего солнца. Свежим снегом скрипит капуста на огородах. Хозяйская рука в такие дни спешит посадить яблоню, спрятать в омшанике пчел.
Непрошеные дожди все чаще опускаются над землей. В такую погоду не многих потянет из дому. И только охотнику не сидится. Над землей в эту пору тянутся воздушные мосты птичьих переселений. На севере уже выпал снег. Зима выжила перелетных гостей. От тундры до теплой нильской воды, до речек Бирмы и рисовых вьетнамских полей тянутся сейчас птичьи мосты. Птицы летят ночью. А ночи пасмурные, и можно только удивляться, как птицы находят дорогу, как находят для отдыха озеро или болото, на которое опускались во время весеннего перелета.
Вслед за утками улетают жаворонки, дрозды, малиновки и грачи. Последними полетят лебеди. Иногда, чтобы покормиться и отдохнуть на воде, белые птицы сверху бросаются и грудью ломают лед. По давней традиции охотник не поднимет ружье на лебедя. Часто он вовсе с пустой сумкой является к дому. Перепачканный, мокрый, усталый. Какая неволя гнала человека? Спросите. И он расскажет, но не про утку, в которую стрелял и дал промах. Расскажет, как молчит в октябре пустынное поле, как стекленеет вода в малых лесных озерах, как пахнет костер под елкой, дрожит последний лист на березе и светится в прозрачном лесу красный огонь рябины.
У земной красоты не бывает выходных дней.
Листопад на Хопре: остров
Равнина. Поля пшеницы, кукурузы и сахарной свеклы. По равнине медленно течет речка Хопер. По берегам – лес. Птицы, летящие высоко, этот лес считают, наверное, островом и непременно на этом острове делают остановку. Птицам хорошо видно реку и четыреста мелких и крупных озер по лесной пойме. Весною озера сливаются в одну большую воду с Хопром. Теперь же, осенью, каждое озеро – само по себе. И все озера вместе спрятаны в зарослях камыша, осинника, вязов, дубов, бересклета, крапивы, терновника, хмеля, лозинок и сосен. И все это с конца сентября охвачено красным пожаром, все глядится в тихую воду.
Степной остров служит приютом летящему в дальние страны, и невозможно перечислить всех, кто живет у озер постоянно. Зубры, олени, еноты, бобры, барсуки, странный зверь выхухоль, множество всякой птицы, редкая для европейских лесов колония журавлей. И все это под боком у человека. Осенью услышишь сразу олений рев и гудение автомобилей; гомон вечерней улицы в Алферовке перебивается журавлиными криками.
Столица лесного острова – хутор Варварино белеет избами и светится окнами у края леса и края полей, тут же озеро, и река тут же, под боком. На реке переправа – большая лодка, землянка на берегу, костер возле землянки. Перевозчик по осени ловит щук, и его надо звать долго и терпеливо. Минуты ожидания не огорчают. Глядишь, как медленно плывут по воде желтые листья, собираешь ежевику в ладонь, слушаешь неторопливую речь парня-попутчика.
– Где же ты пропадаешь? – несердито говоришь перевозчику.
– А это видал? – вместо ответа говорит дед и нагибается в лодку. В темноте белеет брюхо огромной щуки…
По дороге к дому слышишь свист крыльев и тяжелые шлепки в воду. Перелетные птицы делают остановку на лесном острове.
Я живу в большом опустевшем к осени доме. Ночью приходить в него страшновато. Он как старый брошенный замок. Скрипят и глухо повторяют шаги половицы. Скрипят двери, скрипит рама в комнате с окном, выходящим к лесу, скрипит некрашеный стол у меня в комнате. И не поймешь: дом обрадовался или недоволен твоим приходом?
Только одно существо шевельнулось в ответ на шаги. В доме живет черепаха. Если открыть двери, она ползает из комнаты в комнату, но я застаю ее всегда в одном месте – около ножки стола.