Не очень часто, но встретишь в белом лесу черную стаю тетеревов. Глядеть надо утром или в синие сумерки. Сидят на тонких ветках берез, хватают почки. Если ничем не выдавать себя, увидишь, как вечером птицы падают и зарываются в снег. Иди к этому месту ночью с фонариком… Сказать правду, я и сам ни разу не видел, как ночью сонные птицы поднимаются из-под ног, но в северных лесах есть такой древний способ охоты.
В местах поглуше неожиданно встретишь красный забор из флажков. Даже человека эта красная рябь ставит на месте, зверь же и подавно пугается. Волк и лисица, очутившись в окладе, мечутся и попадают на мушку. Только рысь презрительно прыгает через красный забор.
Декабрь знаменит полосой никольских морозов. Дальше пойдут рождественские и крещенские. Никольские – первое испытание для лесных жителей. Кое-кто из них в предчувствии больших холодов подался поближе к жилью человека. Третьего дня у лесника на подмосковном кордоне я видел целую армию лесной мелкоты, сидит на клене, вобравши голову в плечи, красный снегирь-генерал, порхают по бурьянам нарядные щеглы-лейтенанты, в голубом летнем мундире порхает поползень. Взвод рядовых-воробьев сидит в шинелишках на мякине под ногами у лошади. В этой армии, пожалуй, только дятел-барабанщик не боится зимы. Бьет и бьет по морозной сосне. И сам сыт, и синицам кое-что достается.
Повалил снег. И еще тише становится лес. В белой пелене с трудом различаешь березы, потом растворяются в белом осины. Елка в темном махровом платье гордо идет через лес. У самой верхушки, как ожерелье, свисают гроздья розовых шишек. Царственное дерево! Понимаешь, почему язычники в древности кропили елку кровью врагов и вешали приношенья на ветки. Вон куда уходит обычай наряжать елки огнями и бусами…
Время идет по кругу. Земля на орбите сейчас приближается к точке, где начинается Новый год. Мы еще встретимся с вами в Новом году.
Лунатики. Но не те, что ходят ночью по крышам. Они появляются во множестве и повсеместно с первым речным и озерным льдом. Признаюсь: слово «лунатики» я придумал сейчас, за столом, когда представил себе лунки-проруби и сидящих над ними людей.
Вы могли и не видеть лунатиков, потому что домой они возвращаются тихо и незаметно, а уходят ночью под воскресенье, когда город видит четвертый сон и деревенские петухи думают: кричать или рано? У каждого из лунатиков через плечо на ремне висит обязательный деревянный короб. Незнающий человек смело предполагает: это сошлись вместе вагонные слепцы-баянисты. Однако послушаешь разговор и поймешь: зрячие. Слесарь из гаража, министр какой-то промышленности, конюх, трубач из духового оркестра, милицейский сержант, сапожник, грузчик мебели, полковник в отставке… Болезнь, приходящая с первым льдом, не щадит чинов и профессий.
Среди лунатиков редко, но все же встретишь и женщину. Ее пришествие на лед чаще всего надо связывать с подозрительностью: «Что он там делает каждое воскресенье?» Пошла однажды проверить, но, видно, тоже имела предрасположенность к странной болезни. И вот теперь ходит вместе с мужем-лунатиком. Овчинная шуба, штаны ватные, валенки-вездеходы и галоши образца 1942 года, сработанные из автомобильной резины. На весь день идет…
А день только-только начинает синеть между верхушками елок. Никаких звуков в лесу, только снег мнется под сапогами и пыхтят старшие из лунатиков. От елок лучше держаться поодаль, чуть заденешь – сыплется за воротник холодная пудра. Всегда кто-нибудь говорит одно и то же слово: «Во-оздух…» Все согласно молчат, такого воздуха в городе не бывает. От воздуха кружится голова. Шаги по снегу кажутся музыкой. И жизнь твоя как будто только сегодня и начинается.
Мутная синева в конце просеки заставляет идти быстрее. На озеро выходишь как раз ко времени. После лесного ущелья видишь вроде бы много света. Но странный свет. Лицо соседа не разглядеть. Фигура идущего впереди расплывается. Но постепенно глаза привыкают к синеватому молоку. Да и синева разбавляется постепенно, делается прозрачной. Как на фотобумаге, проявляются на чистом снегу швейные строчки лисьих следов; метелки камышей маячат сбоку. Лес синей полоской обозначил окружность озера. Синим кораблем плывет из леса на озеро изба лесника, и над нею на тонкой ноге стоит рыжий дым. В такое время, если положить на ладонь мотыля, он уже не будет казаться черным, он будет рубиновым. Это значит – пора! Да вот уже слышно: кто-то ударил пешней по льду. Озеро отозвалось тугим барабаном: Гук! Гук! Гук! Удары, как будто хлыстом по бочке. Звуки густой волной бегут у тебя под ногами и затихают у берега. Люди черными точками застывают над лунками. Началось…
