На танкере шум возобновился, к нему еще присоединился далекий вой сирены какого-то грузового или буксирного судна, заставлявший острее почувствовать беспокойную жизнь порта среди этого пекла, пропитанного запахом гудрона и терпких плодов. Жорж продолжал читать письмо Мадлен. Несколькими строчками ниже шли следующие рассуждения: Скольких людей снедает честолюбие, жажда денег, стремление обладать силой или властью, а вы будто ищете что-то такое, что найти можете только вы один, без посторонней помощи, и что, впрочем, никто другой и не мог бы вам дать. И как же мне не страдать от того, что я чувствую себя бесполезной перед лицом этого непонятного требования? Как примириться с тем, что самая глубокая нежность ничем не может помочь вам в ваших терзаниях, что вам всегда протягиваешь пустые руки? В заключение она снова писала о его отсутствии, а Жорж подумал, что, напиши такое письмо другая женщина, это вызвало бы у него раздражение, поскольку ему трудно было узнать себя в созданном ею образе, так что порой казалось даже, что Мадлен говорит о ком-то другом, но его переполняла радость, когда он перечитывал иные ее строчки. Почему она говорит, что протягивает ему пустые руки? К чему эта скромность? Жаль, что она не получила вовремя его письмо из Канн. Он аккуратно сложил листки, спрятал их в бумажник и поднялся на палубу. Увидев его, Сантелли и Жос, разговаривавшие на кормовой части палубы, слегка понизили голос, вовсе не для того, чтобы дать ему это почувствовать, а, пожалуй, чуть смущенно, но он заметил это, хотя все мысли его были заняты Мадлен. Вскоре на такси подъехали Хартман и Жоннар и с тяжелыми портфелями в руках поднялись по трапу. Они специально велели остановиться в этом порту из-за какой-то важной деловой встречи. Теперь дела были закончены. И они предпочитали сняться с якоря, чтобы провести вечер в Рапалло.
Жорж знал, что рано или поздно сможет преодолеть сдержанность команды по отношению к себе, он верил в свою способность вызывать у людей симпатию, которая его не раз выручала. Но сейчас ему нужно было как можно скорее покончить с конвертом, данным ему Хартманом. Взамен суммы, взятой у него в казино Сан-Ремо, Эрих Хартман вручил ему в кают-компании конверт с пачкой лир. Жорж подсчитал: по курсу это соответствовало приблизительно семидесяти пяти тысячам франков, тогда как он одолжил всего лишь шестьдесят тысяч. Тут была явная ошибка. Хартман уже успел переодеться в своей каюте, на нем теперь была трикотажная рубашка, цветной шейный платок, белые шорты, открывавшие крепкие, покрытые рыжим пушком ноги. На столе стояла фотография юноши, снятого вместе с большим датским догом.
— Да, мсье Море, это действительно ошибка. Но это не имеет значения!..
Хартман стоял спиной к Жоржу и разговаривал с ним, глядя на него в зеркало, перед которым расчесывал щеткой волосы. Жорж тоже видел на заднем плане свое отражение — удлиненное, чуть лошадиное лицо, темные глаза.
— Не имеет значения? Что вы хотите этим сказать?
Хартман фыркнул, как кот:
— Пфф… оставьте разницу себе, прошу вас!
Пьянящее веселье, которое, видимо, разделял и дог на фотографии, охватило Жоржа.
— Что это? Чаевые или проценты? Если проценты, то они поистине ростовщические, и я отказываюсь от них. («Браво», — одобрил его дог в рамке: морда его расплылась от восторга.) Но я убежден, что вы, как человек чести, не хотели меня оскорбить! — Глядя в зеркало, он удостоверился, что должным образом разыграл комедию оскорбленного достоинства.
— Какой избыток самолюбия! — воскликнул Хартман, повернувшись к Жоржу.
Жорж тонко улыбнулся. Навострив уши, пес побуждал его не отступать.
— Это единственное, что я могу позволить себе в избытке, мсье.
При этой дерзости светлые глаза Хартмана сверкнули холодным блеском. Жорж почувствовал, что Хартман следит за ним, как за чайками накануне. Тем же мертвым взглядом смотрел он на птиц через прорезь карабина — в этом не было сомнения. Мысль о чайках вызвала в его памяти Ранджоне, его гневную отповедь, и Жорж, выдержав этот взгляд, вновь взял конверт, вынул из него лишние деньги, положил их перед фотографией («Потрясно, старина, — одобрил его пес. — Потрясно разыгран номер») и про себя отметил, что сын похож на Герду: те же смеющиеся глаза, те же выступающие скулы.
