Многие из ребят двигаясь по полю, во время игры, скользили по ней взглядом и это ей тоже льстило. Коля пробежал мимо, улыбнулся, кивнул ей и снова ушел с головой в игру. Разрыв в счете был значительный, и синие лидировали с явным преимуществом. Колины мячи почти всегда залетали в корзину, и девушке стало казаться, что Коля сегодня особенно активен. Активен, потому что она здесь. Это ощущение кружило ей голову и наполняло чувством безрассудной, необъяснимой радости. Каждый его удачный бросок, Ирина приветствовала восторженным криком, ёрзала, переживала как настоящий болельщик. Ещё никогда, баскетбол не занимал её так глубоко, как сейчас.
По окончании игры, Николай подбежал и попросил:
— Ириш, минут пятнадцать подожди на улице. Переоденусь, пот смою…
Зардевшись, девушка кивнула и, пытаясь убрать с лица глупую улыбку, двинулась к выходу, спиной чувствуя ненавидящие взгляды соперниц.
Потом было много всего: и походы в кино; и томные вечера, засиживания допоздна на летних скамейках, сияние влюбленных глаз, робкие страстные поцелуи, все, что делает переживания бескорыстной юности ярким моментом в памяти и возвращает потом это в качестве воспоминаний. Но самое дорогое и ценное воспоминание — это спортзал, стук мяча, крики играющих ребят, Колино лицо, и ожидание… Ожидание счастья. Не само счастье, а именно ожидание. Предвкушение новых и пока не изведанных чувств, переходный мостик из мира детства во взрослую жизнь.
Школьный роман, который на удивление всех, не стал очередным Колькиным похождением, получил совершенно иное развитие. Коля объявил Иру своей невестой, и незадолго до ухода в армию, попросил соизволение на брак у её отца. Папа Ирины, человек сложный, а во многом и суровый, за их отношениями следил давно.
— Что ж, два года — это пустяк. Но для вас влюбленных — это много. Служи, Николай. А как вернёшься, поговорим.
После срочной, Николай вдоволь наобщавшись со своими домочадцами, мчался на всех парусах к любимой. Дверь открыл Глеб Анатольевич. Крепко обняв и расцеловав возмужавшего парня, повел его на кухню.
— Знаю, Коля, знаю, о ком язык чешется спросить. Ирины нет дома. Скоро должна подойти. Присядь пока, не томись. — Глеб Анатольевич извлёк из холодильника бутылку, сковырнул пробку, налил. — Давай-ка со мной по сто капель, за твоё возвращение.
Два граненных стакана, почти на половину полные, ударились характерным звуком. Иринин папа искренне улыбался.
Ему было за пятьдесят, а выглядел он на сорок, и насколько Николай знал, по словам Иринки, отец её частенько уходил в тайгу. Там он жил охотой и рыбалкой, ночуя на известных только ему заимках, отрешась от цивилизации, целиком врастая в первобытно-таёжный быт.
Непринужденность общения подогревалось алкоголем и за беседой, они даже не услышали, как щёлкнула дверь.
— Колька, милый! — Иринка взвизгнув, повисла на шее Николая.
— Ну, ладно, вы тут милуйтесь, молодежь, я вас оставлю. — Отец деликатно направился к двери. — Шахматишки с Семенычем разложу. А то он как-то реваншем пугал.
Дверь хлопнула. Смеясь, и перебивая друг друга, молодые жадно наслаждались радостью долгожданной встречи.
Ирина изменилась, и Коля был приятно удивлен, насколько похорошела его девушка. Некогда худые плечи и бедра округлились, неуверенные подростковые бугорки, приобрели роскошные формы, а лицо неуверенной девчонки, стало лицом уверенной красавицы. Глаза, которые вспоминал Николай в период разлуки, остались теми же глазами. Только в них добавилась неуловимая смесь лукавства и чего-то ещё, что делает красивую женщину особенно неотразимой и опасной для мужских сердец.
Свадьбу сыграли через месяц. Николай трудился на заводе, работая газосварщиком, и получал вполне приличную зарплату. Профессия его рода считалась престижной и была востребована. А потому хватало, чтобы прокормить себя и Ирину, которая готовилась поступать в МГИМО, следовательно, в семье была не работающая единица. Жили они у Ирининого отца.
Папа заявил сразу, что в тягость им не будет, поскольку традиционно в летний сезон уезжает жить в тайгу, а посему жилплощадь оставляет в распоряжении молодоженов.
