Мы и не слышали ничего.
Правда, где-то на воде пела чайка. Чайки могут петь, и эта пела даже неплохо, но пела она недобро, и мне даже хотелось, чтоб она захлебнулась в волне.
Пальцы у меня болели от холода, а тело медленно немело.
Иногда меня что-то толкало — плыть наугад, пока хватит сил, плыть и плыть!..
Я с трудом уговаривал себя не плыть и уговаривал Юрия: с ним происходило то же, что со мной.
Он схватил меня за плечо, и, обернувшись, я увидел какие-то тени на тумане.
Мы поплыли к ним.
Они пропали, но мы продолжали плыть.
Мы плыли.
Вода заметно мутнела, и это ободряло. Она стала совсем мутной. Берег близко!
Мы плыли — он не появлялся.
Должно быть, мы кружили в двойном тумане или плыли вдоль берега, не приближаясь к нему.
Мы попытались выбраться на ощупь, меряя глубину. Доставать до дна было легко, но уловить, ближе или дальше оно становится, не удавалось. Мы ныряли, чтобы чем-то занять себя, и оба молчали.
В одном месте из воды выступали верхушки водорослей. Я подплыл к ним.
Дна и тут не было под ногами, и я нырнул. Прошел три и четыре метра, а водоросли все тянулись из глубины.
Вода в глубине становилась прозрачней, наконец показалась и синева. Водоросли подымались из впадины, и вся она была заполнена синевой.
Я дошел до дна.
На белом песке стояла роща ламинарий. Нижние листья висели над песком, отбрасывая на него зеленые тени. И пылали кусты багрянок, краснели кораллины, разноцветно светились звезды; на камнях раскрывшись, сидели раковины.
Мне нечего было делать среди этой холодной красоты, но я поплыл, отводя листья рукой.
В детстве я жил в степном селе с пересыхающей речкой. И я читал про моря, и ночами они снились мне, незнакомые. И вот теперь я как будто видел те свои сны наяву, все сразу.
Я плыл, сознавая, что напрасно трачу последнее тепло. У края впадины я неохотно пошел наверх в проклятые туманы.
Юрий стерег меня, мы стукнулись масками. По его лицу я догадался, что за мое отсутствие что-то произошло. Он не сумел объяснить — с трубкой во рту. Я насторожился.
Вот оно! Вдали раздался удар колокола, четкий удар.
Мы повернулись туда, откуда он донесся, и замерли. Удар повторился, такой же четкий.
Мы задвигали онемевшими руками.
Колокол все звонил. Возможно, в поселке существовал обычай бить в колокол при тумане.
Очередной удар раздался совсем близко от нас, но вслед за ним я услышал шум рифов.
Плыть в рифах при волнении всегда опасно, а мы были полуживыми от холода и усталости. Судя по шуму, рифы были высокими и изрезанными, и шум не обманул — из тумана выступили зловещие зубья.
Удивительно даже, но стало еще холоднее.
Мы повернули обратно в море, но волны не выпустили нас. Налетая на отмель, они круто вздымались и шли на рифы стеной — нам было не пробить ее.
Мы удержались против трех волн. Они разбились о камни без нас и с воем ушли в проходы.
Я посмотрел на Юрия. Он действительно стал хорошим пловцом, но плавать в рифах он не умел. Для рифов у него был, пожалуй, слишком прямой характер.
Он улыбнулся в ответ на мой взгляд — улыбнулся, насколько это позволили ему маска и трубка Я показал ему, куда плыть.
Нас уже подняло над краем…
Я не встречал рифов извилистей и острее этих. И все, что обитало на них — раковины, звезды, ежи, было безжалостно острым. И из щелей высовывались колючие рыбы.
Все это промелькнуло в долю мгновения, меня вынесло и ударило о песок. Я встал.
Юрий лежал справа, лицом вниз. Я оттащил его за прибой, там он встал сам.
С меня словно клочьями содрали кожу. Я со страхом ощупал себя и потом уже сдвинул маску.
Нас вынесло не на берег, не в бухту, а в расселину в скале. Посредине ее валялся железный буй, волны ударяли в него, и он звенел.
Я зашел по пояс в море и огляделся. По сторонам чернели отвесные скалы. Нам повезло, что нас выкинуло не на них, а в расселину.
Но мы были в западне!
Я вышел и со злостью пнул буй ногой. Он отрывисто звякнул — ржавый, помятый волнами буй.
Во все углы залетали брызги и ветер.
Мы понуро бродили на негнущихся ногах. От озноба мы не могли говорить, да и не о чем было.
Туман не давал увидеть, что у нас над головой. Во всяком случае стоило попробовать выбраться по скалам, и мы полезли: он — по левому, я — по правому краю расселины.
