— И давно вы здесь живете?
— Два года, — сказал Фич.
— Еще не совсем обжились, — сказала Хартли.
— Мы вас смотрели по телевизору, — сказал Фич. — Мэри обрадовалась не знаю как, она вас вспомнила.
— Ну конечно, она меня запомнила со школьных лет, конечно.
— Мы ни с какими знаменитостями не знакомы, то-то ей было лестно, а?
Чтобы покончить с этой ненавистной темой, я спросил:
— А сын ваш еще в школе?
— Сын? — спросил Фич.
— Нет, он не в школе, — сказала Хартли.
— Он ведь у нас приемный, — сказал Фич. До этого они еще время от времени брались за вилки, словно собираясь поесть, теперь же совсем о них забыли. Они смотрели не на меня, а на ковер у моих ног. Фич раза два бросил на меня быстрый взгляд. Я решил, что пора уходить.
— Ну, спасибо вам за гостеприимство. Мне надо бежать. Еще раз простите, что прервал ваш... ваше чаепитие. Очень надеюсь в ближайшее время видеть вас у себя. У вас телефон есть?
— Есть, — сказал Фич, — только он что-то не работает.
Хартли поспешно поднялась с места. Я тоже встал и споткнулся о растрепанный коврик.
— Какой коврик симпатичный.
— Да, — сказала Хартли. — Он из лоскутков.
— Из чего?
— Из лоскутков. Бен их сам делает. — И открыла дверь. Фич поднялся медленно, и теперь, когда он посторонился, чтобы дать мне дорогу, я заметил, что он хромает.
— Вы идите вперед, — сказал он. — У меня нога барахлит. Военная рана.
Я сказал, пробираясь полутемной прихожей на слепящий овал окошка:
— Ну, будем знакомы, я очень, очень надеюсь, что вы ко мне заглянете, и мы выпьем по стаканчику, и я покажу вам мой забавный дом, и...
Хартли распахнула парадную дверь.
— До свидания, спасибо, что зашли, — сказал Фич.
