– Думаю, глубоко в душе – да, знал. Но я поверил рассказам Флор о тебе и Блайсе, да ты и сама всегда защищала и выгораживала его при каждом удобном случае. А тут я еще и своими глазами убедился на террасе… Это сейчас я знаю, что все было ловко подстроено, а тогда… Будучи не в состоянии ненавидеть тебя, я возненавидел то, что, как предполагалось, вы оба сделали Сильвии. Поэтому и не желал слушать голос своего сердца. Разве ты не понимаешь: мне надо было действовать по известной пословице: «С глаз долой – из сердца вон». Отстраняя тебя от работы под столь ужасным предлогом, я думал, что смогу скоро забыть о тебе.
– И в угоду своей гордости я чуть было не облегчила твою задачу, – уныло подтвердила Роза. – Когда я покидала твой офис, то поклялась, что ноги моей больше не будет в шато.
– Даже не ведая, что, когда твоя нога ступит туда, ты войдешь под древние своды моей ненаглядной суженой? Как насчет того? – поддразнил он. – Принимаешь ли меня в качестве своего официального жениха?
– А ты еще не сделал мне официального предложения, – возразила девушка.
– Я это делаю сейчас. Согласна ли ты выйти за меня, Роза?
Ее ответ был не в словах, а в прикосновении ее рук к его лицу, губах, которыми она коснулась его губ, и каждом изгибе тела, прильнувшего к его телу. Ее согласие заключалось в готовности верить ему, а его уважение – в том, что он сумел обуздать свое мужское желание овладеть ею немедленно; и оба прониклись уверенностью, что впереди их ждет наслаждение, надо лишь немного подождать, чтобы оно было полным и ничем не омраченным.
Они нежно целовались, поддразнивали друг друга, мечтали, строили планы и на гребне своего счастья говорили о других людях.
Роза тревожилась:
– Я, наверное, никогда не смогу помочь Сильвии понять, как все произошло. Не думаю, что она даже смутно подозревала…
Сент-Ги сказал:
– Мама тоже любит тебя, знаешь? Если бы я всерьез задумался о женитьбе на Флор, она бы покорно удалилась во вдовий флигель, согласно традиции, так как ни одна Сент-Ги не смеет даже и мечтать находиться в одном доме с невесткой. Но для тебя мама удалится туда с радостью и возьмет с собой мадам Бриссак.
Наполовину шутя, наполовину серьезно Роза ужаснулась:
– О небеса, неужели это означает, что мне придется в одиночку править в шато?
Сент-Ги ответил:
– Ты станешь мадам Сент-Ги, и именно этого от тебя и ждут. – Это было произнесено с тем оттенком непреклонной решимости, что делал его достойным любви. Роза знала, что эта черта его характера, а также уважение к древности его рода и положению в обществе будут помогать ей вести себя подобающим образом, чтобы заслужить похвалы будущего мужа.
Они снова заговорили о Флор. Сент-Ги сказал:
– Если Мари-Клэр хоть капельку волнуется за своего отца, то пусть будет уверена – долго вдовцом ему не бывать, особенно теперь, когда она избавила Одета от своего присутствия.
– Ты считаешь, что Флор…
Он кивнул:
– Считаю. Одет и я всегда представляли своеобразный баланс для Флор: его богатство против моего громкого имени; моя свобода против его обузы в лице Мари-Клэр; пробка против парфюмерии в качестве источника существования. Нелегкий выбор для женщины, которая так и не научилась любить. Поэтому, думаю, очень скоро мы услышим о ее помолвке с Одетом.
Затем с чувством вины они вспомнили о своей «дуэнье» – Мари-Клэр, терпеливо сидящей на кухне. Через несколько минут после того, как они присоединились к ней, послышались голоса Блайса и Сильвии.
Сент-Ги заявил:
– Живописная сцена, как я думаю… и это может избавить нас от лишних объяснений. – Он подкрепил слова делом, обняв Розу.
Но Сильвия, переполненная собственным счастьем, казалось, была слепа ко всему прочему.
– О, Роза, что ты думаешь? Блайс и я… Конечно, раз ты послала его искать меня, то уже знаешь, не так ли? Ну, то, что он нашел себе работу и мы можем теперь… ну, сама знаешь… – Она оборвала фразу, когда Блайс ущипнул ее за руку и указал на картину, представшую их глазам.
– Кажется, мы не единственные, кто пришел к согласию, – ухмыльнулся он. – Эти двое тоже… – Тут он обратился к Сент-Ги: – Ну как, сработало?
