Роза покачала головой:
– Квадратные колышки никогда не подойдут для круглых дырок. По-моему, Блайс как раз один из таких колышков.
– Он убедил себя и вас, что не подходит ни для одной круглой дырки, и гордится этим. В любом случае мое предложение остается в силе. Он может выбрать собственную нишу, а когда всерьез задумает жениться, тогда тем более.
– Я бы на вашем месте не была столь уверена. Особенно если это касается Блайса. Он слишком хорошо знает, в какой сфере лучше всего проявятся его таланты.
– Тогда я буду вынужден обеспечить, чтобы выбранная им девушка смотрела на вещи моими глазами, вот и все.
Такая холодная уверенность с его стороны показалась Розе верхом самонадеянности.
– Вряд ли такое возможно, – возразила она, – если вы позволите Блайсу самому выбрать девушку. Впрочем, вы так управляете людьми и манипулируете ими с помощью стольких нитей, что я ничуть не удивлюсь, если провозгласите право самому подобрать Блайсу жену!
Во взгляде Сент-Ги можно было прочесть легкую насмешку.
– А мне незачем провозглашать такое право. Оно у меня есть.
– Не могу поверить!
– Да, есть! По материнской линии Блайс – один из потомков Сент-Ги, и, согласно хартии, датированной глубокой древностью, каждый ныне здравствующий глава рода имеет право вето на любую предполагаемую женитьбу или замужество члена семьи. И хотя это право не в ходу вот уже целые столетия, оно не утратило своей силы из-за срока давности.
Роза уставилась на него во все глаза:
– Вы имеете в виду… вполне серьезно… что можете запретить Блайсу жениться, без вашего согласия?
– Теоретически – да, хотя в силу давнего неписаного правила для этого должна быть веская причина. – Говоря это, он был уже на ногах, протягивая Розе руку, чтобы помочь подняться и забрать Сумку с вещами.
Она поспешно отряхнула песок, с рубашки и шорт.
– Веской причины… какой? – Роза не удержалась, чтобы не уточнить.
Сент-Ги взмахнул ее пляжной сумкой.
– В зависимости от обстоятельств. Например, скажем, я возжелал его предполагаемую невесту… чем не причина? – поддразнил он.
Но Розе было не до шуток. Ее хватило лишь на колкость.
– Вряд ли такое возможно. Вы и Блайс никогда не влюбитесь в одну и ту же женщину.
– Влюбиться – нет! Но скольким из нас доводилось, помимо всего прочего, жениться в пику своим ближним, – философски заметил он и зашагал вверх по пляжу.
Хотя обратный путь на машине занял совсем немного времени, Роза все же вернулась домой позже, чем предполагала. Так как площадь по-прежнему была закрыта для движения транспорта, она и не ожидала найти мотоцикл Блайса припаркованным у магазина. Но, взбежав по лестнице, обнаружила квартиру темной из-за закрытых ставней, а свою записку Сильвии там же, где ее оставила.
Роза была разочарована. Уже наступили сумерки, натянутые под платанами ярмарочные фонари ярко горели; люди собирались группами, кто-то наигрывал на гитаре простую, ностальгическую мелодию. Вечер, судя по всему, обещал быть веселым, но она ощутила себя страшно одинокой.
К тому времени, когда Роза приняла ванну, переоделась и накрыла стол для холодного ужина, к ней вернулось чувство обиды. Невежливо со стороны Блайса и Сильвии так допоздна задерживаться! Даже если бы у нее было с кем выйти на улицу, Роза все равно не решилась бы оставить квартиру, чтобы присоединиться к начинающемуся веселью. Блайс мог хотя бы позвонить, чтобы объяснить причину задержки. Но по мере того как время шло, тревога за Сильвию постепенно вытеснила в душе Розы чувство обиды.
Она уселась у окна, разглядывая пестрый людской калейдоскоп внизу и завидуя чисто французской черте характера – готовности от души веселиться всем вместе на свежем воздухе. Ей самой хотелось принять участие в празднестве, чтобы почувствовать вкус первого в жизни карнавала под звездами средиземноморского неба. Своего первого… и последнего в Мориньи. На следующий год в день bravade Розы здесь уже не будет!..
Она не видела, как Сент-Ги пересекал площадь. Но, услышав стук во входную дверь, ринулась открывать. «Сильвия, должно быть, забыла ключ», – подумала Роза.
– Ох!..
Удивление и отчаяние, видимо, явственно обозначились на ее лице, потому что Сент-Ги поспешно спросил:
