Вопрос "Кто говорит?" является наиболее простым, если сравнивать его со всеми другими вопросами, употребляемыми в мире языка. Лишь тот, кто способен указать на самого себя в качестве автора собственных высказываний, может дать ответ на этот вопрос. Теория speech-acts (речевых действий) приучила нас рассматривать мир языка под этим прагматическим углом зрения дискурса; к тому же было бы целесообразно, чтобы эта теория не ограничивалась теорией высказываний и распространялась на высказывающего, способного назвать себя самого "я". Второй этап формирования самости вводится вопросом: "Кто является автором этого действия?" Переход осуществляется благодаря тому простому факту, что акты дискурса сами по себе являются определенными типами действий. Когда речь заходит о практикео профессиональной деятельности, об играх, об искусстве,-ни вопрос "Что?", ни вопрос "Почему?", то есть ни описание, ни объяснение, не исчерпывают исследования смысла действия; нужно еще определить того, кто совершает что-либо в качестве агента, которому может быть приписано это действие и на основании этого вменено в ответственность в моральном и юридическом плане. Связь между действием и его агентом не есть факт, доступный наблюдению; это именно способность, в реализации которой агент полностью уверен. Данное рассуждение в дальнейшем окажется краеугольным камнем в реконструкции понятия политического субъекта. Новый этап в формировании могущего субъекта (un sujet capable) наступает в процессе становления повествовательного аспекта идентичности. Понятие повествовательной идентичности, над которым я работал долгое время, создает, как мне представляется, необходимую связь между идентичностью говорящего субъекта и идентичностью этико-юридического субъекта. Основной причиной этого является то, что повествовательная идентичность учитывает временное измерение существования, которое еще не рассматривалось. А ведь только в той или иной форме повествования-повествования на тему повседневной жизни, исторического повествования или повествования, связанного с вымыслом, -жизнь обретает единство и может быть рассказана.
Именно на такой тройственной основе- лингвистической, практической, повествовательной- конституируется этический субъект. Если вначале говорят о действии, о практике, что они являются хорошими или плохими, то этический предикат рефлексивно применяется по отношению к тому, кто может назвать самого себя в качестве автора своих слов, исполнителя своих действий, персонажа рассказов, повествующих о нем или им изложенных. Посредством этого рефлексивного движения субъект сам помещает себя в поле идеи блага и судит или предоставляет возможность судить свои действия с точки зрения благой жизни, на достижение которой они направлены. Словом, только субъект, способный оценивать собственные действия, формулировать свои предпочтения, связанные с предикатами "хороший" или "плохой", а значит, способный опираться на иерархию ценностей в процессе выбора возможных действий, -только такой субъект может определять самого себя.
Теперь следует показать, что только в обществе, а точнее- в рамках справедливых социальных институтов, субъект могущий становится субъектом действия, существующим субъектом, историческим субъектом. Поскольку не составляет сложности показать на каждом из уровней конституирования "я" вклад в него другого субъекта, не являющегося этим "я", то для нашего анализа важнее будет установить внутри самого понятия "другой" различие между другим, раскрывающим себя через свой облик (и следовательно, способным вступить в межличностные отношения, примером которых может служить дружба), и безликим "другим", который составляет третий элемент политической связи. В действительности критический момент для политической философии наступает тогда, когда она затрагивает такое состояние, при котором отношение с другим, раздваиваясь, уступает место опосредованию институтами. Не следует останавливаться на двойном соотношении: "я"- "ты", нужно идти дальше в направлении тройного соотношения: "я"-"ты"-"третий", или "любой".
