– Чушь, – ответила она, и я понял, что она и правда молода. Если бы она не была беременна, я бы обвинил ее в том, что она все еще не в кровати, хотя детское время уже закончилось. Я думаю, ей было шестнадцать или семнадцать. Красавица болельщица. Но ее морщинки говорят о том, что она больше переживала о том, с кем встречается футбольный защитник Боб, или о том, как она сдаст тест по домоводству в следующую пятницу. – Насчет странных пристрастий – это чушь. Не хочется есть ничего странного. Я вот, например, вообще не хочу есть. Но приходится. Иначе начнешь разлагаться изнутри. Это как жить с ленточным червем – сколько бы ни съел, все равно чувствуешь себя голодным. Пло-о-од получает все лакомства.
«Пло-о-од», – так она произнесла это слово. Мне даже понравилось, как оно звучит.
– Так чего же хочет сейчас ваш пло-о-од?
– Чизбургер.
– Мы специализируемся на рыбе, мэм. Здесь нет бургеров. Я могу положить немного расплавленного сыра на рыбный пирог и завернуть его в булочку.
– Звучит ужасно. Но я возьму один, для мутанта…
Теперь пела Джули Лондон. «Лей по мне слезы».
– Ле-е-ей по мне сле-е-езы, ле-е-ей по мне сле-е-езы, ведь я по тебе их столько пролила-а-а-а… – в этой песне очень хорошая рифма.
Я кинул замороженный пирог на горячую тарелку и нашел немного не слишком старого сыра. Мы не храним такой сыр, у которого плесень считается достоинством.
– У вас есть алкоголь?
– А у вас есть паспорт?
– Черт. Как получается, что ты можешь залететь на пять лет раньше, чем тебе будет разрешено покупать алкоголь в этом штате?
Лед в пироге трескался и шипел. На заднем фоне пела подавленная Джули. Тяжелая у нее, по-видимому, была жизнь.
– Не я устанавливаю правила.
– Я не напьюсь. А вот пло-о-од – да.
– Он тоже не достиг совершеннолетнего возраста, мэм.
– Он среднего рода. Мне делали узи.
– Простите?
– Имбирный эль…
– Хорошо.
– …и добавьте туда стопку чего-нибудь крепкого.
Я сдался и нашел ей скотч. Его не так часто заказывают. Шотландский горец на этикетке уже поблек, а из-за желтых капель, стекающих по его щекам, казалось, что он болел проказой. Я налил виски на дно стакана, а затем добавил туда эль. Она быстро выпила его и заказала еще одну порцию. Я налил еще и перевернул пирог. Мне бы хотелось сказать, что он пах аппетитно.
– Я не замужем, – сказала она. – Мне пришлось бросить школу. И в колледж я уже не пойду. Возможно, это был мой единственный шанс выбраться из Инсмута. Теперь придется жить впроголодь. Вы, должно быть, частенько слышите подобное.
– Не особенно. Сюда нечасто кто-нибудь заходит. Я думаю, в следующем году это место уже не будет работать круглосуточно. Все старые посетители утонули или еще чего. Это энтропия. Все постепенно сходит на нет. Этого следовало ожидать.
Я расплавил сыр и передал ей эту рыбно-сырную булочку. Казалось, она ее не сильно интересует. Я заметил, что она сложила кучу четвертаков в небольшую башню на барной стойке. Она регулярно скармливала их музыкальному автомату.
– Это песня про меня, – сказала она. Это была Розмари Клуни «Ты воспользовался мной». – И этот ублюдок именно так и сделал.
Она была любительницей поговорить, я понял это с самого начала. После полуночи сюда заходят только болтуны и люди, погруженные в мрачные думы. Мне даже не нужно было ничего говорить, но если бы я совсем молчал, то в ее рассказе получались бы паузы.
– Ваш парень?
– Да. Чертова амфибия. Он должен быть здесь. Мы договорились о встрече.
– Что же будет с ребенком?
– Кто знает? Некоторые парни и не люди вовсе.
Она отодвинула тарелку и потыкала булочку. Я ее вполне понимал: я бы тоже не стал это есть. Мюррей никогда не спрашивал, умею ли я готовить.
– Смотрите, огни… – она имела в виду морское сияние. Это местный инсмутский феномен – зеленоватое свечение прямо над мелководьем. Все удивляются, когда впервые их видят. – Он скоро придет. Сделайте еще один имбирный эль.
Я дал ей бокал. На этот раз она выпила его медленнее. Капитан Ахаб безумно смотрел на меня с мягкой обложки книги, одержимый своим белым китом. Сумасшедший ублюдок. Я бы посмотрел на него в каком-нибудь ток-шоу с активистами Гринписа.
