Но его рядом не оказалось. Она плыла на поверхности лицом вниз, легонько двигая ногами, следуя за цепью вдоль по склону берега, пока не поняла, что та исчезла над подводной ямой перед колодцем на несколько футов глубже. Вот он.
Керри в нерешительности замерла на месте, наблюдая за тем, как Марш наслаждался водой. Он был в восторге, иначе не скажешь. Он извивался и кружился, и цепь не сильно ему мешала – он поднимался почти на поверхность, затем поворачивался и погружался обратно ко дну, вращаясь в темноте, которую снова и снова колыхал. Его радостная энергия напоминала энергию ребенка.
Он увидел Керри и утихомирился, поплыв посередине между поверхностью и песчаным дном, словно образ из кошмара – даже хуже, чем акула, потому что казался абсолютно чужим в этом мире.
Волнение Керри от этого не уменьшилось. Она сделала глубокий вдох через трубку и нырнула на глубину, сохраняя расстояние между ними.
Чуть больше двух минут – на столько она смогла задерживать дыхание.
Керри поплыла к свободному камню, который казался достаточно тяжелым, чтобы удержать ее под водой, а затем сверилась с водонепроницаемым компасом, закрепленным на ее запястье, будто огромные часы. Она сдвинула сглаженный волнами камень себе на колени и села на дне, скрестив ноги и пытаясь выстроиться в как можно более точном направлении, которое так сильно очаровывало Марша и остальных шестьдесят двух заключенных. Она сидела на дне самого настоящего Тихого океана, в ушах стоял гул, и Керри опускалась в сине-зеленую дымку. Она ожидала, что нечто гораздо более ужасное, чем Марш, приплывет к ней прямо из пустоты.
Где-то позади, наверху, Марш наблюдал за ней.
Керри оставалась внизу, пока ее легкие не начали болеть. Тогда она выбралась из-под камня и поднялась на поверхность, где продула трубку, а затем перевернулась, чтобы снова уплыть на дно моря. На этот раз она подплыла ближе к Маршу, их разделял всего фут. Теперь ей уже не нужен был компас – она сама нашла дорогу, и время, как и ее сердцебиение, стало замедляться, несмотря на страх. А потом страх ушел, унесенный потоками воды, которые манили ее с собой.
Снова вверх и обратно вниз, и каждый раз ей казалось, что она проводит под водой больше времени, ее вдоха стало хватать на то, чтобы чуть ли не выйти из своего тела и, посмотрев на себя, удивиться, каким плавучим существом она стала. Она не принадлежала ни суше, ни воде, и чувствовала себя комфортно и там и там. Теперь она жила в неиссякаемом дыхательном пузыре, ее легкие были насыщены воздухом, сознание ползло вперед по выбранной траектории, которая, словно канат, соединяла моря, и если бы она могла последовать за этим канатом, то узнала бы секреты, скрываемые от всех, кроме посвященных…
И там был он, Барнабас Марш, смутное неземное существо, плывущее рядом с ней. Если она правильно поняла выражение его холодного лица и непостижимых глаз, то ему было любопытно. Она превратилась в нечто, чего он никогда не видел, нечто, не относящееся ни к его врагам, ни к представителям его рода, нечто, меняющееся прямо на глазах.
Керри пристально взглянула на него. Теперь их разделяла только ее пластиковая маска и несколько дюймов благостной воды.
Что там? – спросила она. – Расскажите мне. Я хочу узнать. Хочу понять.
Она говорила правду – ей действительно хотелось понять. Ей было бы интересно, даже если бы ее об этом не просили. Она будет задаваться этим вопросом до конца своей жизни. Ее существование будет омрачено этим незнанием.
Скажите мне, что лежит за пределами…
И Керри увидела это. Шепот превратился в эхо, когда начал формироваться образ, и преграды расступились в завитках чернил и океанов. И этого было так много, это было чем-то нереальным – кто мог сотворить такое и кто мог бы мечтать о том, чтобы найти это здесь, в этих глубинах, которые могли бы разрушить подводную лодку, – тогда Керри поняла, что все время она видела только одну стену, одну могучую стену, построенную из блоков размером с вагоны. Это мастерство, которому нет равных на суше. Даже не видя границ этой стены, растянутой на несколько миль, Керри знала, что если этот крохотный островок в ней утонет, он будет потерян навечно, как незначительный кусочек гальки и грязи по отношению к тому, что там обитало…
