– Мы будем друзьями, – сказал он и засмеялся с жутким восторгом. – О, Виктор, жаль, ты этого не видишь!
Его только что посетила вдохновенная мысль.
* * *
Не прожив и полутора лет во внешнем мире, лоскутный человек стал предводителем крупнейшей военной компании, которую когда-либо знал мир внутренний. Его оружие вкупе с демонической внешностью давало ему право занять место среди богов, поскольку варвары, жившие на берегах большого озера, были глубоко суеверными. Они не осмеливались навлечь на себя его гнев. Они забыли о своей мелкой вражде или, по крайней мере, не обращали на нее внимания, когда он захватывал деревню за деревней, производя впечатление на местных жителей и забирая их к себе на службу.
С тремя сотнями воинов за своей спиной он, наконец, оставил озеро и пошел по течению медленной извивающейся реки, пока не добрался до первых городов-государств. На грубом языке внутреннего мира это место называлось Карак. После примитивных деревень, построенных жителями озер, оно казалось великолепным. Из города были отправлены пятьсот человек, чтобы разобраться с дикарями, что кричали под стенами города. Создание разбило эту армию и вошло в город.
Затем пали Ипкс, Кертен, Сандтен и Макар, и только Брасандокар, крупнейший из городов-государств, держал оборону благодаря мощи своего флота.
Пойдя против этого города, создание взяло с собой не только толпу своих воинов, но и армии завоеванных им городов-государств, готовых к мести, – они долгое время находились под гнетом Брасандокара и теперь хотели его крови.
И во главе с существом они добились того, чего хотели. В сумерках с суши и с реки город атаковали две тысячи людей. Они карабкались на ворота и стены, сметали доки и пристани. Пламя осветило воздух, когда налетчики побежали по мощеным улицам. Вместе с созданием Франкенштейна они разоряли и грабили город.
Он остановил их только когда увидел женщину.
Ее звали Меган. Она была второй дочерью военного вождя Брасандокара. Создание прекратило заниматься мародерством, увидев ее в окне низкой башни, в сторону которой спешили захватчики. Он остановил грабежи, подошел к башне и спустил девушку вниз. Он не знал, зачем это сделал. Даже женщина, которую его проклятый создатель начал мастерить для него, помнил он, не тронула его так сильно. Меган стояла в окне башни, повернув голову в сторону и слушая, как внизу бушует битва.
Было ли это проявлением храбрости? Или глупостью?
Найдя ее в башне, он не сразу понял, что она слепа. Он положил ее маленькую, бледную ручку на свою руку и, не сказав ни слова, повел ее вниз по лестнице. Вместе они вышли во двор. Его запыхавшиеся, окровавленные солдаты расступились, позволяя ему пройти, а он думал только об одном: «Я нашел свою судьбу».
* * *
Повсюду висели лампы, изготовленные из светящихся водорослей. Казалось, будто Брасандокар подготовился к балу-маскараду. Но на разрушенных огнем зданиях все еще можно было заметить тлеющие угольки, а на улицах по-прежнему пахло запекшейся кровью. Вдовы сидели на порогах домов и пели скорбные песни. Эти горестные звуки прерывались криками и ударами.
Создание сидело напротив Меган в башне, где он впервые ее увидел. Она беспокойно вертела в руках его подарок – черный драгоценный камень, который он забрал из казны Сандтена.
«Я никогда не видел такой красивой женщины», – думал он. А затем его темная, ярая сторона, которая когда-то подначивала его убить жителей деревни, зашептала: «Глупец, глупец…» Он гневно потряс головой. «Нет. Не в этот раз. Я не глупец. Я не чудовище. Я человек. Я император. Я – бог».
Бог, который впервые в своей жизни влюбился.
– Сэр, – сказала леди Меган, убирая в сторону камень.
– Да?
– Я прошу вас прекратить ухаживания.
Он услышал насмешливый хохот в своей голове. Он вздрогнул и стиснул зубы.
– Я обидел вас? – спросил он странным и хриплым голосом.
– Вы – завоеватель, сэр. Теперь Брасандокар принадлежит вам, и вы вольны делать все, что пожелаете. Вы обладаете безграничной силой. Одно только слово, и ваши армии…
– Мне больше не нужен этот город, леди Меган. Не нужны мне мои армии. Брасандокар будет выглядеть так, будто на него никто не нападал в эти… – он беспомощно замолчал: в этом безвременном мире не существовало понятия недели.
