С обозом ехали еще несколько женщин — членов семей, переезжающих по какой-то причине в Атию. Но держались они пока обособленно, не пытаясь завязать знакомства с попутчицами.
Таверну, подсобные помещения и площадку для повозок окружал высокий забор из толстых досок. Такие ограждения были у всех трактиров, стоящих вдоль этой дороги. Поверх ограды всегда расставлялись сигнальные амулеты, предупреждающие о проникновении на хозяйственный двор какого-либо злоумышленника. Собаки в придорожных гостиницах приносили пользы немного, потому что большое количество новых людей, сбивали с толку этих сторожевых зверей, и они либо постоянно на всех лаяли, либо наоборот, флегматично бродили меж повозок, просительно заглядывая в глаза извозчикам, выпрашивая у них что-нибудь вкусненькое.
Ко времени начала ночного дежурства, прочные дубовые ворота закрывались на засов, и тоже ставились под охрану. Считалось, что в таких условиях, двух стражников вполне достаточно, чтобы исключить всякие неожиданности. Тем более что возчики спали в фургонах недалеко от телег с товаром. Правда, в случае каких-либо серьезных неприятностей, помощь они вряд ли окажут. За долгие столетия торговли, между ними и разбойниками установилось негласное соглашение о том, что в случае нападения наемные работники не являющиеся охранниками, не препятствуют разграблению обоза, а нападающие в свою очередь, их не трогают. Конечно, бывали всякие исключения. И бандиты попадались отмороженные, и возничие по какой-либо причине порой вступались за хозяйское добро, но в целом это правило соблюдалось обеими сторонами. К тому же вояки из кучеров получались никудышные, а разбойникам и взять-то с них особенно нечего. Но уж на то, что кто-нибудь из работников поднимет шум в случае какой-либо опасности, можно было рассчитывать смело.
Дежурство заключалось в том, что охранники, не спеша, ходили вдоль забора, иногда присаживаясь, чтобы отдохнуть, на стоящую поблизости повозку. Двор освещался только тусклым светом одинокой лампы, подвешенной к стоящему посередине столбу. На случай полной темноты имелись фонарики. Впрочем, Ольга больше полагалась на свое магическое зрение, о котором она пока никому не рассказывала. Не из-за того, что не доверяла своим попутчикам, просто ей не хотелось выделяться своими необычными способностями. А возможность видеть в полной темноте притом, что элар у нее не просматривался, может вызвать нездоровый интерес. Среди окружающих ее людей, магов пока не наблюдалось. Но в пути возможны любые неожиданности, может и встретится кто-нибудь из владеющих искусством колдовства, который и обратит свое внимание на странную девушку. А там и изучить ее захочет, хорошо еще, если предварительно спросит у нее разрешение на это.
У Ольги был еще один источник информации — Шарч, с которым у нее установилась магическая связь, после того, как ее тело поглотило элар погибшего мага Краста.
Еще в столице, исследуя окрестности гостиницы, кот часто мысленно делился каким-нибудь интересным для него событием. Он как бы говорил: "смотри, что я еще обнаружил!" Своим поведением он напоминал детей дошкольного возраста, которые часто подбегают к своим родителям с криком: "а смотрите, что я нашел!", или "а смотрите, как я умею!". И если Ольга откликалась, то могла видеть глазами кота, ощущать витающие вокруг него ароматы, и понимать его настроение. Со временем она научилась отделять свое собственное восприятие от чувств маленького зверька. В результате могла с кем-нибудь разговаривать и одновременно наблюдать за похождениями Шарча. Эта связь действовала на довольно большое расстояние, значительно превышающее дальность ее магического зрения.
Вот и сейчас Шарч послал зов, желая показать, двор и местность за забором, с крыши таверны, на которую он только что забрался. Для него это было игрой, которая давала лишний повод пообщаться со своим другом — единственным существом в этом мире, которое могло почувствовать его настроение, посочувствовать, если надо, или разделить радость, а для Ольги — добавочным источником информации об окружающем мире.
