Мыслю — следовательно, существую. Не мыслю? Следовательно, не существую…
…Тишина. Нет, не совсем тишина. Часы тикают. За окном, в отдалении, прогрохотал трамвай. Стоп. За каким окном?
Лежу на чем-то твердом, наверное, на полу. Очень не хочется открывать глаза. Странно, почему так тихо?
Сквозь ресницы я вижу белый потолок с тонкими витиеватыми трещинками, люстру с одним горящим плафоном… Та же комната. И ничего не болит, даже голова. Может, мне все спьяну привиделось? Так вроде бы не с чего, подумаешь, каких-то три литра «Колоса»…
Подтягиваю ногу, опираясь руками об пол, при этом влезаю во что-то липкое — а, это Стас стакан с пивом разбил, на стекло бы не напороться! и медленно встаю, поднимая опухшие веки. И тут же хватаюсь рукой за стенку, чтобы не упасть снова.
Возле дивана, обивка которого была разорвана в клочья, лежал окровавленный Стас, неестественно вывернув голову. Живот его был распорот, часть внутренностей вывалилась на паркет. Правая рука была оторвана по локоть, из культяпки еще сочилась кровь, смешиваясь с пивом из раздавленной восьмилитровой канистры. Вот во что я влез…
Из-под обломков стола торчали ноги в кроссовках. Одни ноги, без туловища. На правом «Адидасе» налип рыбий плавник.
Когда меня перестало рвать, я с трудом разогнулся и побрел в прихожую, к телефону. Телефон, к счастью, уцелел. Я переступил через кого-то с огромной рваной раной на спине и взял трубку. И только тут обратил внимание, что повязка по-прежнему аккуратно закрывает предплечье левой руки. Может, я ее действительно не снимал?..
Молоденькому сержанту сразу стало плохо, и пожилой врач из приехавшей с ними «скорой помощи» минут семь приводил его в чувство. Пока они там возились, коренастый капитан с серьезным лицом отвел меня в сторонку и стал задавать вопросы. Я честно удовлетворил его любопытство, умолчав, правда, о случае с повязкой — не хватало еще, чтобы этим заинтересовалась милиция. Внимательно выслушав меня, капитан вместе с очухавшимся сержантом удалился осматривать место происшествия. Бледный сержант предположил возможность пьяной драки, споткнулся о разорванного Стаса и все остальное время угрюмо молчал.
Мне сунули протокол, подписку о невыезде, я подписал, не глядя, и потащился домой.
В голове гвоздем засела идиотская фраза из протокола. «В квартире имели место пять трупов в состоянии расчленения». Пять трупов. В состоянии.
Так нас же было семеро! Это я точно помню! Стаса я опознал сразу, потом Дуремара с Сашкой, Зеленого… И чьи-то ноги. Коля был в турецком свитере, зеленоватый такой, с полосками, варенки на нем кооперативные, туфли, саламандровские, кажется… А ноги-то были в кроссовках! Значит, это Славка. А Николай, выходит, исчез… Куда?
Придя домой, я сразу схватил телефонную трубку.
— Алло, Коля, это ты?
— Я.
— Это Сергей.
— Ну?
Да что он, в самом деле, ваньку валяет!..
— Ты знаешь, что на хате произошло?!
— А что?
— Ты только держись за что-нибудь… Всю компанию в куски порвали. Имеют место пять трупов в состоянии расчленения. Милиция приехала, «скорая»…
— Кончай трепаться.
— Да не вру я! И трезвый. Ты-то куда исчез?
— «Скорую» тебе вызывать побежал. Ты ведь как руку размотал, так посинел сразу и грохнулся; непонятно с чего. А тут телефон на блокираторе. Ну, я и побежал с автомата звонить. Дозвонился, возвращаюсь — а там менты у подъезда, врачи суетятся… Ну, думаю, это ты Стаса порезал. Или он тебя. И ушел. От греха подальше. А что там хоть случилось-то?
— Да не знаю я! Очнулся — а они… уже… Слушай, ты б в милицию сходил, а?
— А что я? Я еще меньше тебя знаю… И потом у меня аспирантура — сам понимаешь. Зачем мне это надо?
— Ладно, я про тебя говорить не стану.
— И не говори. Пока.
И он повесил трубку.
Неделя прошла, как в тумане. Я рассчитывал калькуляции, бегал с бумагами, составлял и корректировал сметы, а перед глазами у меня все время стояла залитая пивом и кровью комната — и изуродованные тела на полу. Ночью эти трупы оживали и звали меня за собой. Я кричал, и возмущенные соседи начинали стучать в стенку. Еще один вызов в милицию, для уточнения показаний, ничего не изменил.
