И я проиграл…
Пришлось возвращать государству долг и делать это как можно быстрее. На тот момент я обладал несколькими видами транспорта: бензовозом, грузовиками, микроавтобусами. И я поехал к своему недавнему сопернику, ставшему мэром, и предложил сделку: я передаю всю эту технику в автопарк Днепропетровска, а взамен мне списывается долг. Мы ударили по рукам. Я передал автомобили на баланс города, автопарк выдал мне акт приема, вроде все складывалось хорошо. Каково же было мое удивление, когда через два месяца пришла налоговая комиссия и насчитала мне практически тот же штраф… После передачи техники по акту получалось, что я ее продавал. А раз я ее продавал, то на проданный товар мне начислили налоги… Пришлось выплачивать этот долг по частям. Налоговый бумеранг вернулся ко мне снова. Тогда я и пришел к выводу, что государство не должно получать от нас ни копейки.
Год заканчивался печально. Разросшееся предприятие потихоньку выходило из подчинения. У меня росли долги, и как выйти из положения, я не имел ни малейшего представления. Ко всему прочему меня стали выгонять из арендованного помещения в кинотеатре «Панорама», где находилась моя приемная. (И это именно после того, как я проиграл выборы!) Правда, заставить меня покинуть помещение им не удалось. Пообщавшись с руководителями подразделений днепропетровской областной киносети, я узнал о внутреннем корпоративном конфликте и успел приобрести несколько акций. «Теперь я ваш акционер и никуда уходить не буду», — заявил я. Сейчас, конечно, это никого не остановило бы, но в 1994 году слово «акционер» звучало гордо и властно. И я остался в своем офисе, потратив следующие два месяца на поиск выхода.
Глава 23. Превращения
Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Оксана обнаружила, что она у себя в постели превратилась в енота. И хоть мягкая, серая, звериная шерстка приятно грела, она беспокойно заворочалась, перебирая четырьмя лапами. Что приключилось с ней — 35-летней симпатичной женщиной, которая еще вчера работала честным журналистом, а теперь стала будто другим существом… Оксана стала прокручивать в памяти события минувшей недели.
В понедельник — планерка в редакции, после чего она принялась за черновики и наброски статей. Во вторник она поехала на интервью с Балашовым, который в последнее время пропагандировал работу с чертями и енотами чуть ли не на каждом шагу. Если бы не главный редактор, ставший его ярым поклонником, она бы ни за что не опубликовала в журнале о нем ни слова. «Слишком много чести! — думала она, направляясь в его офис. — Напишу задней левой».
Как она и предполагала, беседа выдалась на редкость омерзительной. Балашов безобразничал, называя все население Украины тупой нищей биомассой выживших из ума людей. Говорил о том, что свобода начинается с денег. Потом, как бы между прочим, спросил Оксану, что бы она стала делать, если бы ей случайно досталась огромная сумма денег. А когда она ответила, что занялась бы благотворительностью, посвятила бы свою жизнь помощи нуждающимся, стал задавать идиотские вопросы про дорогие шмотки, элитный особняк с дизайнерским ремонтом и нового мужа. Журналистка удивилась, при чем здесь супруг, на что Балашов безапелляционно ответил, что имей она 10 миллионов долларов, вся ее любовь тут же испарилась бы. «Как, впрочем, и у 90% остальных людей, которые остаются со своими спутниками жизни только из-за отсутствия денег, — умничал он. — Вот вы работаете в еженедельнике. Вы когда-нибудь задумывались, зачем это вам, ведь платят копейки?»
Оксана вертко уходила от прямолинейных и бестактных реплик собеседника, но этому типу удалось не на шутку вывести ее из себя. Всю среду она переслушивала запись с диктофона, краснея и закипая от злобы. «Какая наглость — указывать мне, что я — жалкий, бесправный раб, в то время, как он — Балашов, начальник, царь и бог со своими деньгами!!!» Кое-как закончив интервью, в четверг Оксана договорилась о повторной встрече, чтобы уболтать Балашова заплатить ей за эту и будущие статьи.
«Ах ты, господи, и в самом деле, зачем я выбрала такую нервную, неблагодарную профессию!» — с сожалением подумала она, переворачиваясь в своей кровати и припоминая тот диалог. Мужчина платить за интервью наотрез отказался и общался с ней еще более резко, чем в прошлый раз.