Ведь Голос Безмолвия всегда не один и тот же, он изменяется по мере того, как мы сами эволюционируем; или скорее лучше будет сказать, что на самом деле он всегда один — голос Бога, но приходит он к нам на разных уровнях по мере нашего подъёма. Сейчас для нас это — голос «я», обращённый к личности, потом он будет голосом монады, обращённым к «я», а позднее — голос логоса, говорящий монаде. Возможно, что между этими двумя последними этапами может быть промежуточный, на котором голос одного из семи великих "министров"[4] логоса может говорить монаде, а сам логос — своему «министру»; но всегда Голос Безмолвия по сути своей божественен.
Полезно, чтобы мы научились различать этот голос — голос, который говорит сверху, и в то же время изнутри; ведь иногда говорят и другие голоса, и их советы не всегда мудры. Медиум сталкивается с этим — ведь если он не натренировался различать, то часто думает, что каждый голос, приходящий с астрального плана, должен быть обязательно божественным, и ему надо следовать без колебаний. Поэтому способность различать так же необходима, как бдительность и послушание.
Совершает ли монада, в случае обычного человека, что-либо, что действует или может действовать на его личность? Я думаю, мы можем сказать, что такое вмешательство необычно. «Я» пытается, в интересах монады, достичь полного контроля над личностью и использовать её как инструмент, и поскольку это ещё не полностью достигнуто, то монада чувствует, что не время ещё ей вмешиваться со своего собственного уровня и задействовать всю свою силу, поскольку та, что уже в действии, более чем достаточна для достижения требуемой цели. Но когда «я» начинает преуспевать в своих попытках управлять низшими телами, истинный человек иногда вмешивается, оставаясь на заднем плане.
В ходе различных исследований нам пришлось изучить несколько тысяч человеческих существ, но мы нашли следы такого влияния лишь в немногих. Наиболее яркий пример этого приводится в двадцать девятой жизни Алкиона, когда он принёс перед Господом Гаутамой обет посвятить себя в будущих жизнях достижению степени будды, чтобы помочь человечеству. Это показалось нам столь важным и интересным, что мы решили провести исследование. Это было обещание на отдалённое будущее, так что очевидно, что личность, через которую оно было дано, никак не могла сдержать его; и когда мы поднялись проверить, какую роль в этом играло «я», то обнаружили, что само оно, хотя и относилось к этой идее с энтузиазмом, было побуждёно к этому более могучей силой изнутри, которой оно не могло сопротивляться, даже если бы и захотело. Следуя далее по этой нити, мы обнаружили, что побуждающая сила пришла несомненно от монады. Она решила и огласила своё решение, и её воле, действуя через «я», будет нетрудно привести в гармонию и все последующие личности.
Мы нашли и некоторые другие примеры того же явления в ходе исследований начала шестой коренной расы. Заглядывая вперёд в жизнь Калифорнийской Колонии, мы сразу же узнали некоторые хорошо знакомые «я» и тогда поставили вопрос: "раз у людей есть свободная воля, можем ли мы быть абсолютно уверены в том, что все эти люди будут там, как мы предвидим? Неужто никто из них не упадёт по пути?" Дальнейшее исследование показало нам, что здесь имело место то же самое, что и с Алкионом. Определённые монады уже ответили на зов высших властей и решили, что представляющие их личности должны помогать этой достославной работе; и поэтому, ничто, что эти личности могут совершить за это время, не помешает выполнению этого решения.
Но хотя это так, вовсе не следует думать, что вас извне побуждают сделать это или то — побуждающая сила — это вы сами, ваше истинное я. На любой стадии роста никто кроме вас самих не может связывать вас. И раз монада решила, дело будет сделано; для личности будет полезным, если она уступает этому охотно и с благодарностью, если различает голос свыше и сотрудничает с радостью; если же она не сделает этого, то создаст для себя бесполезные страдания. Совершает это всегда сам человек, и он, в своей личности, должен осознать, что «я» — это он сам, и на время принять, что монада — это в ещё большей степени он сам — окончательное и величайшее его выражение.
