– Нешто ты обезумел, Орей?! Ты забыл, что есть бог и сын богов? Половина твоей силы не в крови, сын! Могущество богов набирается из молитв, кои стекаются, как малые ручейки, в наши руки, дабы стать могучим потоком, каковым мы направляем дожди и судьбы, из какового черпаем силу и бессмертие! Ты же бесчестишь смертную девку, как перепивший меда бортник! Кто после этого станет приносить тебе требы? Кто станет тебе молиться?
– Я не бесчестил ее, мама! Мы любим друг друга!
– Еще того хуже! – всплеснула руками женщина. – Ты же бог, Орей! Ты понимаешь это? Ты бог!!! Смертные должны смотреть на тебя, как на великое, непостижимое, недоступное существо! Если ты кувыркаешься с их дочерьми и подругами, если пьешь с ними за одним столом, споришь или советуешься с ними, они начинают принимать тебя за равного. И это все, это смерть! Хуже того, это ничтожество! Смертные перестанут отличать тебя от обычных деревенских знахарей. А уж про молитвы можешь и вовсе забыть. Ты не имеешь права нисходить до смертных, Орей! Тебе надлежит касаться только равных!
– О нашей любви никто не знает и не узнает никогда, – упрямо набычился парень. – Просто верни ее. Я хочу, чтобы она была рядом.
– Рядом с тобой будет Ящера, дочь праматери скифов Табити, ты забыл? Через час твоя свадьба!
– Я знаю, мама, этот союз очень важен для тебя, для всей нашей земли. – Парень сглотнул, и на лице его выступили капельки пота. – И я не отказываюсь от него, хотя Ящера, сказывают, ужасно уродлива. Но я хочу, чтобы Репа была рядом!
– Еще не успев жениться, ты уже замыслил измену, Орей? – гневно повысила голос Макошь. – И думать о сем забудь! Ты хочешь прогневать Табити, разозлить скифов, пустить прахом все мои старания?! Все, забудь про свою Репку раз и навсегда! Больше ты ее не увидишь! Никогда в жизни! Пора становиться взрослым! Ящера не уродлива, она богиня во втором поколении, и все свое семя ты обязан отдать ей! Пусть ваши дети унаследуют всю вашу силу, и твою, и ее!
– Верни мою любимую, мама, или свадьбы не будет, – тихо и мрачно ответил паренек.
– Забыл, с кем разговариваешь?! – Богиня влепила сыну звонкую пощечину. – Родительской воле перечишь?! С отцом и матерью спорить посмел?! Закрой свой рот, убирайся и одевайся в праздничные одежды! Сегодня в полдень ты породнишь нас со скифами, скрепив союз великих богов! Такова воля батюшки твоего, могучего Волоса, и моя!
– Верни мне Репу, мама, – тихо, но упрямо ответил Орей. – Ты еще успеешь.
Только после этого он развернулся и ушел, громко топая по скрытым коврами доскам пола.
– Что за дети ныне растут? – недовольно покачала головой Макошь. – Одно баловство на уме. Ни о будущем не думают, ни о делах насущных, ни о долге своем пред родом и домом. Пока не рявкнешь хорошенько, ничего делать не хотят!
Она вернулась в тронную палату, поклонилась поджидающим там низкорослому чернобородому толстячку, голубоглазому крылатому псу и стройному мужчине с длинной тонкой бородкой, заплетенной в косицу:
– Рада видеть вас, гости дорогие! И тебя, Чур справедливый, и тебя, Семаргл крылатый, и тебя, Усень добродушный! Прошу всех к наволоку у Сухоны пройти. Там торжество главное ныне случится. – Правительница хлопнула в ладони, кивнула появившейся рядом вострухе: – Передавай мои извинения всем, кто явится позднее, добрая помощница. Похоже, на главное торжество они опоздали.
Богиня поджала губы, раздумывая над чем-то, кивнула и вышла вслед за развернувшей пестрые широкие крылья собакой.
Обширный наволок, раскинувшийся чуть выше по течению, между стенами Вологды и поднимающейся в полуверсте дубравой, каждую весну затапливался половодьем. Когда по колено, а когда и на полную сажень, скрывая человека с головой. Посему здесь никто никогда не строился, и гуляний никаких на вечно сыром лугу не случалось. Разве токмо русалки, каковым именно вода и требовалась. Скот сюда тоже не выгоняли, дабы грязь копытами не месил, а зеленую траву несколько раз за лето просто скашивали, сметывая в стога для долгой зимы.
Однако здесь, у самого берега, росло несколько высоких и густых ракитовых кустов – прочные и гибкие ветви которых издавна символизировали крепость брачных уз. Когда зашла речь о свадьбе, Волос сразу вспомнил о сем ровном, просторном и чистом месте, никогда не знавшем навоза. Лучшего места для торжества трудно и придумать! А что до сырости – так после двух недель сплошного зноя, вызванного богами, наволок успел не просто просохнуть, но и затвердеть.