– Я вас однажды видел мельком в Туле на рынке и сразу узнал, – объяснил Сан Сеич. – Я хотел с вами поговорить тогда, но вы как раз начали…
– Помню, не надо, – перебил его молодой человек. – Это не я тогда начал. Это недоумки… Значит, Георгий? – Он некоторое время шевелил губами, беззвучно проговаривая это имя, будто примеряя его на себя. – А вот этого не помню. Странное имя. Какое-то… нерусское. Я не сказал бы, что оно мне нравится. Скорее наоборот…
Объездчики со всех сторон обступили молодого человека, с интересом присматриваясь к тому, как у него идет мыслительный процесс. Они все это уже проходили. Но к сегодняшнему дню свое имя четко осознал только один из них – Костя. Цыган стал Цыганом потому, что считал, что он – цыган. Масть у него была вполне соответствующая, и говорил он с легким акцентом. Большой вообще не помнил из прошлой жизни ничегошеньки, и Сан Сеич так и не смог ему толком помочь. А Белый просто ничего вспоминать не хотел. По мнению Сан Сеича, у него окопался в сознании какой-то очень мощный блок. Видимо, Белому в подростковом возрасте пришлось несладко.
– Неужели я был каким-то Жоржем или Гошей? – бормотал молодой человек. – Ну, Егор в крайнем случае. Только на Егора я не тяну. Егор – это был Чкалов. А я кто? Джордж? Гога?! Тьфу… Гадость какая.
– Гога-то чем тебя обидел? – спросил Цыган. – Вполне серьезное имя.
– Не монтируется, – помотал головой молодой человек, глядя себе под ноги.
– А фамилия Дымов вам ничего не говорит? – осторожно поинтересовался Сан Сеич.
– Час от часу не легче… – сокрушенно резюмировал молодой человек. Похоже, он совсем упал духом. Костя потихоньку снял с гвоздя автомат. По его опыту вслед за такими минутами депрессии у опасных людей возникали позывы стрелять направо и налево.
– Да не бойся ты, – сказал ему Георгий Дымов, убитый горем человек. – Я тебя уже простил.
– Думаю, мы все сможем поправить, – утешил его Сан Сеич. – Ну, если не все, то многое. У мальчиков были такие же проблемы еще пару месяцев назад. Но сейчас они адаптировались и довольно быстро восстанавливают память.
– Спасибо, доктор! – произнес Георгий весьма саркастически. – Мне вспоминать нечего. Я и так все помню. Кроме сущей ерунды – кто я, чем занимался, где жил, и все такое прочее. Ничего личного, понимаете? Ни-че-го. Георгий… Н-да. И Дымов – тоже не лучше. Эх… Вы психолог, Сан Сеич?
– К сожалению, нет. Я всего лишь детский психиатр.
– Почему вы живы, Сан Сеич?
– Видимо, я еще молодой, – невесело усмехнулся врач.
– Один раз я видел мальчика… лет четырнадцати-пятнадцати, – сказал Георгий. – Давно. Под Тверью, в Кашине. Но человека старше тридцати не встречал ни разу. А я довольно много ездил по стране. Удивительная картина, доктор. Выжили только молодые и сильные. Но вот что с ними стало…
– Я знаю, – кивнул Сан Сеич. – Плохо с ними.
– Не то слово… Как вы набрали… – Георгий показал глазами на объездчиков, – этих своих ковбоев?
– Им тоже не нашлось места в новом мире.
– Заметно, – согласился Георгий. – Хорошие ребята. Вы простите меня, а? Я не хотел вам доставить неприятностей, мужики, честное слово. Это у меня условный рефлекс такой выработался. Жить очень хочется.
– Да ладно, – ответил за всех Костя. – Что ж мы, не понимаем?
– Значит, Георгий Дымов… Нет, доктор, увольте. Не мое это имя.
– Ваше, ваше.
– Откуда вы меня знаете?
– Видел по телевизору.
– Колесо мне продырявил, – ласково сказал Большой, с умилением глядя на Георгия.
– Заткнись! – Костя пнул Большого коленом в зад. Ему пришлось для этого основательно задрать ногу.
– Мог бы и голову, – огрызнулся Георгий. – Так что там про телевизор, а, Сан Сеич?
– Мне бы хотелось, чтобы вы сами вспомнили. Так будет лучше. Рискнете? Не беспокойтесь, мальчики все через это прошли, и, как видите, никто не жалуется.
– Гипноз? – поморщился Георгий. – А что… нормально. Слушайте, почему я вам так верю?
– Потому что я здесь и я живой, – улыбнулся Сан Сеич. – Потому что со мной нормальные ребята. Такие же, как вы.
Георгий крепко сжал кулаки. По лицу его пробежала короткая судорога.
– Не такие же, – тихо произнес он. – Я научился быть жестоким. А они, похоже, нет.
