– Ты, я надеюсь, армию не ждешь? – осторожно спросил Гош.
– Почему? Вдруг припрется.
– Военные мертвы, Рэдди. Все. Поверь хотя бы на слово. Я видел. Я проехал несколько городов и везде первым делом совался в войсковые части. Кругом истлевшие трупы в погонах. И знаешь, Рэдди… Очень истлевшие. Чересчур. А оружейные комнаты вскрыты, причем грубо. И разграблены. Как ты думаешь, сколько мы проболтались без понятия о себе? И чем мы занимались в это время?
– Я не пытался считать, – вздохнул Родионов. – Но с такой информацией тебе, честное слово, обязательно нужно в Кремль. Тебя ждут давно.
– Не понял? – удивился Гош.
– Не знаю, чем занимался я, пока спал. Но чем занимался ты, я в курсе.
– Совсем не понял… – упавшим голосом повторил Гош.
– Ты несколько раз появлялся у нашего поста. Стрелял по нас из этой своей штуковины, требовал, чтоб пропустили, и крыл матом всех московских и Бориса в отдельности. Мы уже совсем было собрались тебя пристрелить, но Борис запретил. Сказал, что нужно ждать, что ты обязательно проснешься, и тогда уж выяснится, откуда ты его знаешь и за что вообще так не любишь москвичей.
Гош ошарашенно молчал. Ему хотелось извиниться – но за что? Никогда он сюда не приезжал, ничего не просил и никакого Бориса ведать не ведал.
– А этот… Борис, – пробормотал он наконец. – Борис меня помнит?
– Не знаю. Похоже, нет. Так что тебе прямая дорога в Кремль. Там наш комитет, а Борис его председатель. Вот и встретитесь…
Гош помотал головой, стряхивая оцепенение.
– Хорошо. Я буду в Кремле завтра, – сказал он. – Слушай, а если крысы, или собаки те же, или еще что-нибудь?
– Ну?
– Ну, я стрельну, а вы опять на уши встанете.
– Мы не услышим. Ты отъедешь еще на пару километров, и мы просто не услышим. Да, кстати! Точнее, между прочим – так, кажется, надо говорить?
– Смотря о чем.
– О бензине. Водопой с одиннадцати до шести у Христа Спасителя. Помнишь, там была такая ведомственная колонка напротив? Когда еще вместо храма был бассейн? Это если хочешь, чтобы тебе культурно налили. А если готов руками вычерпывать, тогда возьми карту… – Родионов сунул руку в бардачок.
– Не нужно. Сам найду.
– Помнишь, гад? – оскалился Родионов. – Все помнишь, да? Ух, зараза!
– Полчаса назад я не знал своей фамилии, – напомнил Гош.
– Да зачем тебе фамилия, друг ты мой ситный? Да я бы сейчас не то что фамилию, имя бы променял на то, чтобы помнить какую-то там рекламу столетней давности!
– А откуда бензин? – перебил его Гош.
– То есть – откуда? От верблюда. Из колонок.
– А в колонках откуда?
– В прошлой жизни налили.
– А комбинат?
– Какой?
– Нефтепре… пере… Ну, ты понял.
– Я понял, но я понятия не имею. А зачем нам комбинат? В городе от силы триста машин. Мы даже «бэтээры», и те с колонок соляркой заправляем. У нас бензина – хоть ты в нем утопись.
– Бензин не вечный, Рэдди, – объяснил Гош.
– Выдыхается?! – прошептал Родионов с неподдельным ужасом в голосе.
– Хуже. Разлагается. Срок хранения, по-моему, года два. А дальше начинает падать октановое число.
Родионов повернул ключ зажигания, и двигатель басовито затарахтел.
– Детонирует, – заметил Гош. – Легонько, но детонирует.
– От тебя одно расстройство, мужик, – сказал Родионов, нажал на газ и, развернув машину почти на месте, умчался к заставе.
Гош встал, посмотрел на Беллу и невольно приоткрыл рот. Снизу вверх собака испытующе разглядывала свое новое приобретение.
– Хоть тебе-то я еще не испортил настроение? – спросил Гош. – Ну, и на том спасибо. И что у них здесь творится? Храм вместо бассейна… Зачем? Когда успели?
…Собака прыгнула на заднее сиденье уверенно и без раздумий. Гош восхищенно цыкнул зубом. С каждой минутой черно-белая красотка с рыжими подпалинами нравилась ему все больше и больше.
«Хаммер» объехал стеклянный павильон метро, небрежно повалил ограждение газона, потом еще одно и оказался среди торговых палаток, выстроившихся вдоль узкой асфальтовой дорожки. Справа в низине Гош увидел знакомый универмаг и задумчиво сморщился. Он не жил в этих краях, но что-то его с ними связывало. Бывал он здесь не раз, это точно. И отоваривался в местных «точках» неоднократно.
