В ночь на 1 января 1919 года последние остатки разбитых под станцией Казачья Лопань петлюровских войск откатывались в район Люботин — Мерефа. Отряды повстанцев прервали сообщение между Харьковом и Полтавой. Боевые рабочие отряды Харьковского ревкома занимали район за районом, приближаясь к центру.
Как и во всех городах, откуда они бежали, петлюровцы держали население в полном неведении о положении на фронте.
В то время как части 2-й украинской советской дивизии (5-й Глуховский полк и полк червонного казачества) стремительно приближались к Харькову и первые отряды уже вступали в него, на улицах города висели еще объявления «командующего левобережным корпусом вильного казачества атамана Болбочана» о том, что «большевистские войска разбиты под Белгородом и на всей территории Незалежной Украины сохраняется полное спокойствие».
Рядом с этими плакатами, расклеенными вскоре после того, как в упорном бою советские части разбили под Белгородом 20 декабря петлюровские и германские войска, висели еще и пожелтевшие афиши, подписанные немецким командующим генералом Кохом, в которых говорилось: «…так как нижепоименованные лица и после 1 октября 1918 года имели и хранили при себе оружие, то они были расстреляны». Далее следовал набранный петитом список, где украинские фамилии перемежались с русскими. Но больше всего было плакатов Харьковского ревкома о переходе всей власти к Совету рабочих депутатов.
Ночь была морозная и ясная. По мере того как от товарной станции, миновав окраины города, мы приближались к центру, все меньше попадалось навстречу людей. Редкие прохожие, боязливо оглядываясь, спешили домой. Иногда в тишине улиц раздавались свист дудок, дробь барабанов и равномерный топот подкованных сапог, к городскому вокзалу отдельными отрядами стягивались остатки немецких частей.
Немецкая армия, частично разложившаяся под влиянием большевистской агитации еще до ноябрьской революции, все-таки сохраняла свою боеспособность. Эта боеспособность поддерживалась двумя факторами.
Во-первых, железной дисциплиной, свойственной вообще немцам, и, во-вторых, единым, охватившим всех солдат стремлением прорваться как можно скорее назад — в Германию. Офицеры, унтер-офицеры и специально подобранные члены «советов солдатских и офицерских депутатов» с утра до вечера говорили о том, что «только дисциплина может помочь армии вернуться на родину».