3
Аппаратура пощелкивала и гудела.
Эрих Клитман посмотрел на часы. Через три минуты исследовательская группа должна вернуться в институт.
Двое ученых, заменивших Пенловского, Янушского и Волкова, стояли за панелью управления, наблюдая за бесчисленными шкалами и датчиками.
В помещении имелось лишь искусственное освещение, поскольку окна не только затянули маскировочной тканью, чтобы обезопасить лабораторию во время вражеских авианалетов, но и наглухо заложили кирпичом. Воздух был спертым.
Оберштурмфюрер Клитман, топтавшийся в углу лаборатории возле ворот времени, с волнением предвкушал свое путешествие в 1989 год, скорее не потому, что будущее было полно чудес, а потому, что миссия предоставляла возможность послужить фюреру так, как дано лишь избранным. Если ему, Клитману, удастся убить Кригера, женщину и мальчишку, то он будет удостоен личной встречи с Гитлером, получит возможность оказаться лицом к лицу с великим человеком, прикоснуться к его руке и через это прикосновение почувствовать мощь, невероятную мощь Германии, ее народа, истории и великого предназначения. Оберштурмфюрер был готов рисковать жизнью десять раз, тысячу раз, лишь бы заслужить внимание фюрера и сделать так, чтобы Гитлер узнал о нем не как об очередном офицере СС, а как о личности – Эрихе Клитмане, человеке, спасшем Рейх от уготованной ему страшной судьбы.
Не будучи идеалом арийца, Клитман остро чувствовал свои физические недостатки. Его дед со стороны матери был поляком, отвратительным беспородным славянином, из-за которого Клитман мог считаться только на три четверти немцем. И более того, если его две бабушки и другой дедушка, так же как и родители, были голубоглазыми блондинами с нордическими чертами лица, то у Эриха были карие глаза, темные волосы и тяжелое, грубое лицо деда-славянина. Клитман ненавидел свою внешность, а потому старался компенсировать физические недостатки, стремясь стать самым преданным нацистом, самым храбрым солдатом, самым ярым сторонником Гитлера среди СС, что было весьма непросто, поскольку за эту честь приходилось отчаянно бороться. Иногда Клитман даже впадал в отчаяние, оттого что судьба выбрала именно его, чтобы вознести на вершину славы. Но нет, он не сдался, и вот теперь он здесь, на пути к героическим свершениям, которые позволят ему оказаться в Вальхалле.
Эрих Клитман хотел собственноручно убить Штефана Кригера, и не только ради благосклонности фюрера, но и потому, что Кригер был идеальным арийцем: белокурым, голубоглазым, с нордическими чертами лица и безупречной родословной. Но ненавистный Кригер, имея все эти преимущества, предпочел предать фюрера, что особенно разъярило Клитмана, который прокладывал себе дорогу к величию, сгибаясь под тяжким бременем неполноценных генов.
И вот сейчас, когда до возвращения исследовательской группы из 1989 года оставалось чуть больше двух минут, Клитман, оглядев троих своих подчиненных, одетых в стиле молодых топ-менеджеров из другой эпохи, почувствовал одновременно и ярость, и сентиментальную гордость за них, настолько сильную, что слезы наворачивались на глаза.
Они все происходили из бедных семей. Унтершарфюрер Феликс Хубач, сержант и второй по званию в отряде Клитмана, был сыном токаря-алкоголика и распустехи-матери, которых всей душой презирал. Роттенфюрер Рудольф фон Манштейн, сын бедного крестьянина, стыдился своего отца-неудачника, а роттенфюрер Мартин Брахер был вообще сиротой. И хотя все они были выходцами из разных земель Германии, оба роттенфюрера, унтершарфюрер и оберштурмфюрер Клитман стали ближе, чем братья, поскольку свято верили только в одно. Они считали, что мужчина должен искренне, преданно и глубоко любить в первую очередь не семью, а государство, Родину и своего вождя, являвшегося воплощением этой самой Родины. Государство стало их единственной семьей, и эта крупица мудрости возвышала их над другими, делая достойными родоначальниками будущей расы сверхлюдей.
Клитман незаметно коснулся большим пальцем уголков глаз, пытаясь смахнуть скупую мужскую слезу, которую был не в силах сдержать.
