Молчание - страница 26
Она залилась румянцем и от смущения уронила в бассейн имени Эстер Уильямс букет азалий, который должна была держать в руках как часть костюма. Джо выудил его, после чего объяснил улыбающимся японцам, что не для того гнал без остановки от самого Нью-Йорка, чтобы оставить здесь любимую девушку. «Ты что, спятил? Меня же уволят», — сказала она. Туристы зааплодировали и сфотографировали их, пока они препирались. Как бы ей хотелось сейчас взглянуть на ту фотографию! Она тогда так обалдела от Джо, что не могла связать и двух слов, но это не помешало ей залезть в его «форд»-пикап, прямо во всем своем снаряжении из тюля, расшитого цветами персикового дерева, и, захлопнув дверцу, пуститься в путь через всю Америку с человеком, которого она едва знала, но не могла устоять перед взглядом его небесно-синих глаз.
Добрых два года кочевали они по пыльным проселкам, дрейфуя от одного выжженного солнцем городишка к другому, объехав через Техас и Нью-Мексико весь юго-запад и Южную Калифорнию. Раз в две-три недели они останавливались в каком-нибудь населенном пункте — обычно, когда кончались деньги, выбирая места, где можно было найти работу. Задерживались не надолго, самое большее — на три месяца. Как только они начинали приобретать имущество или заводить знакомства, Джо говорил, что пора двигаться дальше. Дескать, они вольные духи и не нуждаются ни в чем таком, что способно затормозить их полет. Уникальные сердца… Еще одна из его красивых фраз.
Она была влюблена в Джозефа Ская Хейнса, и ее веселили его фантазии в стиле кантри, вроде той, когда они изображали парочку провинциальных бандитов, скитающихся по американскому Западу. Один раз они даже отважились на преступление, правда несерьезное. Угнали смеха ради машину, «кадиллак-седан-де-вилль» 1976 года — большую золотистую колымагу, которую, когда она сломалась где-то на трехсотой миле, они бросили на обочине пустынного шоссе, оставив владельцу записку с извинениями.
На сильно пересеченной территории Аризоны они, по предложению Карен, сделали крюк через индейскую резервацию Папаго, чтобы посмотреть миссионерскую церковь Сан-Ксавьер-дель-Бак, построенную францисканцами в восемнадцатом веке. Приехали они после захода солнца, и церковные ворота оказались запертыми. Вечер был теплый, так что они стояли на улице и слушали, как хор Папаго в сопровождении гитар и жестяных труб разучивает техасско-мексиканскую версию «Веры наших отцов», пока над заалевшими горами Санта-Каталина не появились первые звезды. Карен решила, что если Джо когда-нибудь сделает ей предложение, то они обвенчаются именно здесь. Во всяком случае, ей так хотелось. Но у нее хватило ума не выставлять свои фантазии на посмешище.
Летом следующего года они отправились в Скалистые горы, а оттуда в Вайоминг, Монтану, Орегон и дальше на восток.
Карен позвонила матери в Зимнюю Гавань и сообщила, что хочет повидать Нью-Йорк. Она рассказывала об их общих планах и мечтах, пока не уловила упрека в молчании на другом конце провода. «Когда ты приедешь домой, доченька?» — спросила мать. «Я дома, мам», — чуть не сорвалось у нее с языка.
Именно в Нью-Йорке их вольное, бесшабашное, а зачастую и полное опасностей житье-бытье пошло расползаться по швам. Они прожили вместе без малого пять лет, как вдруг Джо в один прекрасный день объявил, что он уходит, что ему еще рано остепеняться. Полная решимости не повторять ошибку матери — Карен никогда бы не позволила убедить себя в том, что спасение лежит в обреченном сожительстве по обязанности, — она могла лишь вырвать Джо из своего сердца, из своей вселенной.
