Молчаливый полет - страница 18

Шрифт
Интервал

стр.

Как поставят русские к барьеру
Лучшего из всех своих поэтов
И на загнанного ими наведут
Пистолет французского бродяги.
Но пройдет еще четыре года —
Лермонтов поспеет на закланье,
И убьет его не чужестранец,
Не случайный, подставной убийца, —
Свой же брат убьет его — военный,
Богу чести преданный дурак.
Да, напрасно вы поторопились,
Убивая русского посла:
Не сочли вы каиновых рук,
Не прочли иудиных сердец
Соплеменников его и братьев!
Сами бы они его не хуже —
Потому что ценят песнопенья
И умеют песню оплатить…
Иль не знали вы, что он — поэт?
Спрашивайте в следующий раз,
Не поэт ли тот иноплеменник,
Для кого вы камень припасли.
Погрозит муллам чумазым
Шах над мертвым дипломатом
И откупится алмазом,
Тонким и продолговатым.
Царь же, этот камень синий
На ладони возлелеяв,
Скажет: — Жаль, что на чужбине.
Что не здесь… не как Рылеев. —
На Гергерском перемете
Остановка для обеда. —
Путник спросит: — Что везете? —
И услышит: — Грибоеда. —
Восьмилетье скоро минет,
Скоро на опушке леса
Этот путник брови сдвинет
И прицелится в Дантеса.

1929

Генерал[84]

Война! Война! Царь объявил набор,
И вот уже молебен в церкви Спаса.
Он треплет шнур вдоль красного лампаса
И нервничает перебором шпор.
Сосед-сенатор затевает спор
По переливы певческого баса:
— La gurre, mon prince…[85] а хватит ли запаса,
И если хватит, то до коих пор?.. —
Потом прислушивается к хоралу
И подставляет ухо генералу,
Чтобы услышать: — Родина близка.
Из русских сел, как воду из колодца,
Мы можем черпать нужные войска.
Mon cher[86], поверьте слову полководца. —

19 декабря 1926

Камень Каабы[87]

В списке всесветных святынь
Спорит с предметом предмет —
Мавры порочат латынь,
Риму грозит Магомет.
Полный тропических жал,
Мастер заразу рожать,
Камень Каабы лежал
И продолжает лежать…
Сотни и тысячи губ,
Холя холеры змею,
Слюнили аспидный куб,
Смерть целовали свою.
Гурий в раю разбуди,
Горний Господень хорал, —
В долгом священном пути
Смуглый мулла умирал. —
Умер, но Мекки достиг,
Лёг, отпустив караван,
Стынет в устах его стих
Книги, чьё имя — Коран.
Белая сказка пустынь,
Тысяча первая ночь…
Господи, камень содвинь
И помоги превозмочь!

1926

V.ПРЕДМЕТЫ В ДВИЖЕНИИ

Урожай[88]

Возьмите, свяжите, свезите
В амбары размолотых благ,
Просейте на колотом сите
За золото проданный злак!
Да служат не гладу, а сыти
Пшеница, ячмень и овес —
Везите, везите, везите
За возом пылающий воз!

1927

Ворон[89]

Ворон, ворон, стряпчая птица!
День твой жарок, а вечер тих —
На закате солнце коптится
Черным веяньем крыл твоих.
Как намедни солод медовый
В медном солнце ворон варил:
Вот он стынет, небу готовый —
Денный таз над копотью крыл.

11 января 1926

Молния[90]

Туча, как денежная забота,
Туча, как козырь, над дубом шла —
Взбухла и вскрылась и, как банкрота,
Вексельным росчерком обожгла…
Угольный памятник дубьим сокам,
Акциям молниям, дождю обид,
Сохнет он в горе, как туз, высоком,
Труп — но упорствует и скрипит.
Мох упованья, мечта о чуде,
Запечатанный зигзаг судьбы…
Мне попадались такие люди —
Громом обглоданные дубы.

4 сентября 1928

Папироса[91]

Голубая душа папиросы
Исчезает под пеплом седым, —
Обескровленный ангельский дым
Разрешает земные вопросы…
Он рядился в табачную плоть
И прозрачную кожу бумаги,
Как рядится в мирские сермяги
Потайной домотканый господь.
Но, пылающе-рыжеволосый,
Жаром спички приник серафим, —
И прощается с телом своим
Голубая душа папиросы.

11 октября 1926

Духи[92]

О сладкое сердцебиенье
От пламенных ее духов,
Диваны, полные значенья,
Застенный бал, глухой альков,
И запах, льнущий к изголовью
В дыму струящихся сигар,
И истекающий любовью
Душистой памяти угар…
Ужель не стрелы купидона,
Не сеть Кипридиных интриг,
А яд зеленого флакона —
Живой взаимности язык? —
— Да, он. — За стойкой парфюмерной
Аптекарь, вздернув рукава,
В бутылки льет рукою верной
Любви струистые права.
Они стоят, как изваянья,
По полкам, в лентах и звездах,
Фабричный знак — печать молчанья
На их заклеенных устах.
Стоят о сладостного мига —
И конденсированный сок,
Как целомудренная книга,
Хранит двусмысленный урок.

Апрель 1921 — Декабрь 1925

Часы[93]

Дрожит зачарованным принцем
Певучее тело часов —
Минута лукавым мизинцем
Касается тонких усов,
Качаются гири-подвески,
Как ядра в тяжелой мошне,

стр.

Похожие книги