— У меня тоже пусто. С сегодняшнего дня.
Хлопнули еще по полрюмки. Брендюгин тоже начинал пьянеть.
— Бабки почти вышли, — пожаловался он. — Скоро зубы на полку… Слушай, Глен, может, в крутые пойти? На большую дорогу? Сколько с таким кулаком, — он продемонстрировал свой кулачище, — тугриков наколотить можно?
— Мысль неглупая.
— Да ладно, я шучу.
— А я нет.
— Не шутишь? Серьезно, что ли?
— Серьезно.
— Ну, тогда давай еще по одной.
После первых рюмок Глен еще контролировал себя, но теперь совсем опьянел, язык стал заплетаться, появилось это дурацкое желание излить душу. Раньше такого с ним не было. А сейчас он выложил Брендюгину о себе почти все.
— Глен, дружище, — пьяно всхлипнул Брендюгин, выслушав исповедь, — эх, если бы я там был… Я бы их всех… В бараний рог…
— Суки… Слушай, а тебе того чечена не жалко было, которого ты угрохал?
— Мне? Эту обезьяну? Я бы его еще раз угрохал. И всех остальных обезьян.
— Правильно. И мне их не жалко. Я их убью… Пальцы, суки, оттяпали. Убью.
— И правильно. И убей. И поделом.
— И того козла, который на меня сегодня со своей шоблой накинулся, — тоже убью.
— И правильно. И убей.
— Убью.
Брендюгин, конечно, не заметил, что, произнося эти слова, Глен протрезвел. И говорил вполне серьезно…
***
«Из сводки УВД происшествий на транспорте.
В 0 часов 30 минут в полосе отчуждения железной дороги, под мостом, на шестом километре западной линии обнаружен труп неизвестного мужчины 20–25 лет на вид, с множественными телесными повреждениями, характерными для железнодорожной травмы.
На место происшествия прибыли: начальник уголовного розыска ЛОВД Ломакин, старший оперуполномоченный УР Бабакин, эксперт-криминалист Востряков, судебно-медицинский эксперт Павлов…»
— Чего ты кипятишься? — Павлов снял резиновые перчатки и почесал щетинистую щеку.
— Я к тебе, Терентий, уже третий день хожу, — возмущался Антон Бабакин. — Все-таки труп. Это тебе не хухры-мухры.
— От кого я это слышу? Зеленка! Через эти руки прошло столько жмуриков — ты до стольких и считать не умеешь. Столько шуму из-за одного несчастного тела.
— Нужно решение принимать по проверке!
— Ну, так принимайте.
Павлов, как обычно, был слегка навеселе. Судебный медик и должен быть таким — слегка поддатым, болтливым, циничным. Сколько Антон повидал этой публики — всюду она такая. Работа обязывает. Павлов страсть как не любил бумаготворчество. Он гораздо лучше владел скальпелем и электрической пилой, чем авторучкой и пишущей машинкой. Заключения он порой писал месяцами. Немало имелось проверочных материалов, а то и уголовных дел со справкой: «Заключение находится у судебно-медицинского эксперта. С его слов, характер телесных повреждений следующий…»
— Сегодня материалы должны быть у прокурора. С заключением судебно-медицинской экспертизы!
— Какую ты церковно-приходскую школу заканчивал? Экспертиза назначается после возбуждения уголовного дела. Для вас же возбудить его — мука мученическая. Вам для этого труп с финкой в сердце нужен. Да и то будете сомневаться — а не мог ли он сам на нож упасть восемь раз? Не любите вы, сыщики, работать.
— Зато ты обожаешь. Где акт?
— Сейчас сделаем.
Павлов стянул халат с пятнами крови, ловко бросил его на стоящий в трех метрах от него стул. Они прошли в кабинет. Там Павлов открыл холодильник и вынул мензурку с медицинским спиртом, соленый огурчик. Выпив и закусив, сказал Антону:
— Садись за машинку. Заключение печатать будешь.
— Ну-у, вы совсем здесь обнаглели! — заартачился тот.
— Тебе же нужно. Я могу и подождать.
Антон, вздохнув, уселся за машинку.
— Печатай. Судебно-медицинский эксперт Т. П. Павлов, рассмотрев материалы…
Антон печатал быстро, почти так же, как Павлов надиктовывал. Через полчаса эксперт предложил:
— Передохнем?
— Передохнем.
Антон начал разминать пальцы, потом вытянул ноги и откинулся в вертящемся мягком кресле. Павлов извлек на свет божий еще огурчик и мензурку.
— Антон, меня все-таки этот случай настораживает. По-моему, некоторые повреждения не укладываются в картину железнодорожной травмы.
— Что это значит?
— Это значит, что некоторые повреждения он мог получить перед тем, как поцеловался с паровозом.
