Злые, усталые, агрессивные, как нуклиды.
Пять часов пополудни. Во рту пересохло, в висках тупая, ноющая боль. Тяжек сон в это время. И вреден.
Боб прикрыл глаза…
Притягивал, интриговал властный облик хозяина дворца. Звенел музыкой воды фонтан. Чудился топот огромного стада. Перехватывало дыхание от пыльного затмения до небес, и обжигал гортань жар раскалённого марева.
Зыбкий, на краю ветхозаветной пустыни иудейской.
* * *
Боб загляделся на дорогу, на промельк пейзажа за окном, включился в ритм:
– Великий «лекарь» – дорога, – подумал, успокаиваясь.
За Волоколамском ушли вправо, и безумство автомобильного «дерби» осталось позади. Можно было наслаждаться спокойной ездой, жадно ловить дуновение прохлады, остывать и высыхать. Вот уж и мост проскочили.
Остановились у овражка, набрали в кулер воды из чистого холодного источника.
Московская область закончилась, словно кто-то черту провёл, и асфальт резко сменился, лунным ландшафтом бездорожья.
Тверская область обозначилась без указателя. Деревенька, прилёгшая умирать. Дома – пустые, без оконных рам, сараи с переломанными хребтами.
Два-три новых дома горожан смотрелись ярко напомаженными губами на провале старческого рта.
Поелозили днищем машины по ямистой лесной дороге, скрылись в высокой прибрежной траве. Вскоре пришлось выйти и остаток пути проделать пешком, чтобы не угробить машину на железобетонных кулаках глубокой колеи.
* * *
Небольшая задумчивая речушка Шоня. Тихая, и хочется назвать её – Соня. Почти на границе Московской и Тверской областей. Далековато, но приехали в надежде отдохнуть от шума цивилизации.
Выгрузили пакеты, сумки. Принялись палатки ставить.
Но первым делом к реке спустились, умылись не спеша – соскучились.
Звук стелется к земле, поздний вечер. На противоположном берегу – настоящая дискотека: визг и песни, но далеко, как будто радио приглушили. Поэтому не раздражает.
Наскоро расположились, выпили водки – «за открытие сезона».
Водка прохладная, из синего дорожного холодильника. Квас тёплый: бутылки большие, куда их засунуть? Сразу погрузили в реку – остудить.
Закусили бутербродами, мясо оставили на субботу. А с утра воскресенья – позавтракать, свернуться и к середине дня уехать, надеясь не попасть в пробку на обратном пути.
Идея была Михалыча – собрать всю компанию. На тёмно-зелёной «Шкоде» он и Василич, на серебристой «Мазде» – Геныч и Боб.
Кроме Геныча – все люди костровые, опытные туристы, походили, посплавлялись. Бивак разбили быстро, сноровисто. Тент по центру большой натянули между соснами – для общего сбора, лесная кают-компания.
На место это Боб с Михалычем ездят регулярно, а то и дважды за сезон, уже лет пять. Ждут хорошей погоды и едут. Остальная компания формируется явочным порядком – кто будет на момент отъезда, тот и участвует.
* * *
Михалыч и Геныч забрались в палатки. Из темноты временами долетают обрывки слов, бормотание, вскрики, похрапывание. У костра Василич и Борис. Он же – Боб. Удобные складные стулья. По навесу, раскинувшему между соснами на верёвках большое, наискосок, крыло, шуршат, скользя, сосновые иголки. Изредка мягко шлёпнется шишка, словно спелый плод в подставленный подол.
Лес – светлый, прозрачный. Духовитый настой от дневной жары держится долго.
Костер скорее тлеет, чем греет. Ночь тёплая, поэтому просто приятно смотреть на ленивые язычки пламени. Они словно собака – коротко лизнёт себя, глаза прикроет, придрёмывая, вскинется неожиданно, надеясь, что ей перепадёт что-нибудь со стола, и опять засыпает, свернувшись у ног, добавляет уюта.
Берег густо зарос высокой травой.
Лунная дорожка искрится на воде, переливается – только так заметно, что река движется. Плавно, бесшумно, лишь изредка всплеснёт рыбная молодь, метнувшись блестящим веером на мелководье от ненасытной щуки.
Из зарослей крапивы послышались возня, сопение. Василич глянул в ту сторону, подхватил толстую суковатую «кочергу».
– Ёжик, – сказал Боб. – Там старая газовая плита. Догнивает свой век. Ёжик с вечера внутрь заберётся и шуршит до утра. Может, запахи нравятся, а может, радуется, что спрятался за такой бронёй. Там крапива, её не только люди остерегаются. Нечисти она тоже не по нутру. Такое вот растение себялюбивое – всеобщий враг.
