Однако царь Едомский не внял просьбе Моисея и запретил евреям идти по своей земле.
— Мы будем платить за воду, — убеждали послы. — Каждая капля воды, которую ты потеряешь, нами будет оплачена по самой высокой цене.
— Нет, — ответил царь послам. — И если Моисей нарушит мой запрет, я буду воевать против вашего народа.
Моисей решил не ввязываться в войну, справедливо полагая, что владения несговорчивого царя можно без большого ущерба просто обойти стороной.
После нескольких дней пути израильтяне подошли к двуконечной горе Ор, где Господь сказал Моисею и Аарону:
— Простись со своим народом, Аарон, ибо твой час близок.
Моисей и Аарон отправились на гору, а с ними — мой отец Елеазар. Там и умер мой дед в объятиях Елеазара и Моисея. Величественная гора стала достойным местом смерти такого замечательного человека. С горы Ор можно было увидеть Ханаан, и Аарон умер, бросив последний взор на Землю обетованную. Ко дню смерти ему исполнилось сто двадцать три года от роду.
Первосвященник, основоположник рода священников, Аарон навсегда остался в народной памяти как любящий мир и стремящийся к нему. Иногда Аарону приходилось выжигать каленым железом пороки, но в сердце Израиля он живет как человек, который понимал простого еврея и всегда переживал за любого сына Израиля.
Не раз он подтверждал свою отвагу и мужество, убеждая в своей правоте неразумных или колеблющихся — но не мечом, а мудрым словом. Не раз он, безоружный, стоял перед вооруженными евреями, готовыми убить своего первосвященника. Но всегда физическая сила отступала перед силой духа.
Мне кажется, что деда сломила и ускорила его кончину гибель любимых сыновей Надава и Авиуда.
Дядя Надав и дядя Авиуд любили меня, и мне казалось, что они люди весьма добрые и щедрые.
Нередко они засиживались в нашем шатре за кувшином вина, ведя споры о том, почему Господь избрал Своим народом именно евреев, а не египтян или, скажем, амаликитян.
— Это потому, что Господь увидел, что именно еврейская мать родила такого замечательного человека, как наш дядя Моисей, — говорил Надав.
— Ты хочешь сказать, что, если бы Моисей был амаликитянином, Предвечный избрал бы амаликитян Своим народом?
— Нет, совсем не это. Наверно, евреи на протяжении многих веков молились усердней других народов, и Господь заставил Моисея родиться именно у еврейской матери.
— И не только это. Другие народы понавыдумывали себе других богов и молились им, вместо того, чтобы чтить истинного Творца Вселенной…
В таких спорах у кувшина с вином проходили многие вечера в нашем шатре.
Но однажды, когда народ праздновал пасхальную неделю, Надав и Авиуд, изрядно выпив вина, отправились в Скинию, едва держась на ногах. Елисавета пыталась остановить их, но тщетно:
— Мы все понимаем, все видим и не заблудимся. А то, что мы не все можем сделать, так то — временно. Пройдет время, и мы снова твердо встанем на ноги…
— Не ходите в Скинию, — умоляла Елисавета. — В конце концов, Бог простит вам, если вы не придете на службу. А огонь могут развести и без вас. Я попрошу вашего отца, он сделает это…
— Нет. Мы — сами!
Взявшись под руки, братья отправились к Скинии.
Там они взяли каждый свою кадильницу и положили в них огонь. Затем вложили внутрь благовония.
Далее они должны были внести незатухающий огонь, который поддерживался первосвященниками, то есть огонь, дарованный Господом.
Однако они решили воспользоваться другим огнем, тем, который горел тут же у Скинии.
И в тот миг, когда язычок пламени коснулся благовоний, пламя набросилось на братьев и стало пожирать их!
— На помощь! Спасите! — завопили Надав и Авиуд. — Мы горим!
Они, как безумные, метались по Скинии, издавая нечеловеческие крики и полыхая, словно факелы. Потом Надав, а вслед за ним и Авиуд рухнули на землю и затихли. Они были мертвы.
Свидетелями того были Моисей, Аарон и еще несколько левитов, оказавшихся в Скинии.
— Вот о чем говорил Господь, — сказал Моисей, указывая на мертвых братьев. — Он говорил: в приближающихся ко Мне освящусь и пред всем народом прославлюсь!
В глазах Аарона стояли слезы, но он ничего не ответил.
Моисей позвал Мисаила и Елцафана, сыновей Узиила, и сказал им:
