Таким образом, все наши сведения о Моисее основываются, прежде всего, на одной книге, историчность которой, по мнению многих исследователей, весьма сомнительна, да на мидрашах — еврейских устных преданиях и толкованиях Пятикнижия, которые по понятным причинам с точки зрения науки выглядят еще сомнительнее, если не сказать большего.
Все это привело к тому, что в религиоведении и в исторической науке на протяжении столетий сложилось несколько точек зрения на реальность существования Моисея, и у каждой есть свои последователи.
Официальное советское религиоведение на протяжении десятилетий твердо придерживалось мысли о том, что фигура Моисея была изначально вымышленной; его образ — продукт народного творчества, такой же, как, скажем, герои русских народных сказок — Иван-царевич, Кощей Бессмертный или Марья Моревна. Утверждая, что нет никаких исторических доказательств факта исхода евреев из Египта, их блуждания по пустыне, да и войны, которую они вели за Ханаан, советские ученые видели в самом Пятикнижии не более чем сборник произведений еврейского фольклора, записанный еврейскими жрецами. Параллельно с рассказыванием еврейских народных сказок эти жрецы предприняли попытку кодификации ряда законов, призванных утвердить в народном сознании мысль о древности и незыблемости того общественного строя, который сложился на территории древнего еврейского государства к началу VII века до н. э.
«Миф об исходе евреев из Египта, играющий столь большую роль и в древнееврейском богословии, и в пророческих проповедях, и в мессианских чаяниях, и в современной пропаганде религиозно-националистических идей иудаизма... противоречит исторической действительности, несовместим с ней», — писал убежденный сторонник такой точки зрения А. Б. Ранович. И затем, после нескольких пассажей, подводил читателя к своему заключительному, однозначному выводу: «Таким образом, биография Моисея состоит сплошь из сказочных чудес; организованный им исход из Египта оказывается фикцией, а законодательство "на Синае" — позднейшей кодификацией норм обычного, религиозного и уголовного права ранней древности, для которой имелись готовые юридические образцы и где личность "законодателя" ни в какой степени не отражается.
Что же остается от личности Моисея? Ровно ничего. Он остается лишь мифическим родоначальником легендарного "колена" жрецов-левитов, освящавших его авторитетом свои привилегии; он — герой того же типа, что и мифический учредитель элевсинских мистерий Евмолп или первопредок жрецов Афродиты на о. Пафосе Кинир...»
Однако проблема заключалась в том, что меньше всего образ Моисея, встающий со страниц Библии, подходил под определение лубочного, сказочного героя и уж тем более вождя из народного эпоса.
Мифический вождь, ведущий свой народ от победы к победе, по определению не может страдать косноязычием — а Моисей был либо косноязычен, либо заикой, о чем прямо говорится в Библии. Мифический вождь не может отказываться от поручаемой ему свыше миссии, а Моисей поначалу делает все, чтобы от нее отвертеться. Власть мифического вождя неоспорима, подчинение ему народа и вера в него — абсолютны, ведь без этого попросту не может быть легенды! А авторитет Моисея то и дело подвергают сомнению, ему постоянно предъявляют какие-то претензии — то самая распоследняя чернь, то находящиеся с ним в родстве представители еврейской аристократии, а то вообще родные брат и сестра! Да и сам он то гневается, то сомневается, то впадает в отчаяние...
В результате образ этот оказывается слишком живым, слишком противоречивым, слишком реальным, чтобы быть придуманным. Вдобавок ко всему, все новые и новые археологические и исторические открытия подтверждали, что исход евреев из Египта на каком-то этапе истории этой страны и в самом деле имел место. Постепенно все более прояснялся и тот маршрут, по которому двигались в пустыне ведомые Моисеем израильтяне; были найдены останки завоеванных ими ханаанских городов. Да и географы, ботаники, зоологи и представители других наук шаг за шагом подтверждали точность описания Библией особенностей жизни в Синайской пустыне.
