«А чего вы хотите?» - спрашивает простодушно хозяйка.
«Что значит – чего мы хотим? – оглушает комнату извозчик своим криком. – Скажите, что у вас есть, и мы спросим людей, чего они хотят! Тут у меня целая куча разных людей. Одни – ободранцы, но иные, похоже, - порядочные хозяева, приличные молодые люди (жест рукой в мою сторону). Что вы хотите, юноша? – обращается он ко мне. Три рубля, данные ему мною напрасно – всё же влияют.
«Мне бы чаю», - говорю я.
Тем временем все наши "пассажиры" улеглись – кто на земле, кто – на кусочке скамьи. Прислуга разожгла огонь в печи, поставили большой горшок воды для чая. Извозчик командовал своими пассажирами. И только он издал крик: «Люди, идём есть!» – тут же пошли мыть руки перед едой. Но воды не было. Он приказал одному из своих пассажиров победнее, заплатившему меньше других за поездку, принести вдвоём с прислугой воды. Тут же принесли воды. Не было, однако, свободного стола. Крестьяне с крестьянками там пили и пели. Извозчик крикнул хозяйке:
«Чтобы был стол!...»
Но где она возьмёт стол? Тут же составили план: положить доску на бочку, чтоб служила столом. Послали бедных пассажиров принести бочку с двумя досточками, и получился стол.
Но не все могли есть. Селёдка была пересоленная и плохо пахла. Не было ложки, ждали один другого, усталые и измученные. Только я не ел ничего. Не лезло в горло. Хотелось только чаю. Но чая не было, только горячая вода с листьями от веника.
Кое-как подкрепившись, все опять полезли в тарантас – захватить место получше – снова борьба, толкотня, и если бы не страх перед извозчиком, передрались бы насмерть. Я опять залез на козлы, но увидел там нового пассажира, захватившего моё место. Мне уже некуда было приткнуться, пришлось пререкаться с извозчиком:
«Реб Яков, вы ведь с меня получили три рубля и обещали, что поедем вчетвером. Пусть уже будет восемь, десять, сто, тысяча душ, но дайте мне хотя бы кусочек места, где преклонить голову!»
На этот раз извозчик почувствовал ко мне жалость и скомандовал:
«Господа, дайте юноше место! Вы перед ним ничто! Он мне дал три рубля!..."
И просто стал каждого тянуть за руки и за ноги, не обращая внимания – еврей ли это или еврейка, молодуха или девица.
Публика, однако, не сдавалась. Напротив – поднялся шум. Все закричали:
«Смотрите, какой нежный! Дома сиди, если такой нежный!"
Начался «бунт» против начальника – против извозчика. Просто пригрозили разодрать его на кусочки.
«Ты чего берёшь так много людей! – набросились на него. – Нет у тебя для них места. А если взял, то не бери слишком нежных, у кого ещё молоко на губах не обсохло».
Слушая эту брань, я сказал извозчику:
«Лучше я пойду пешком...»
Извозчик меня оглядел своими острыми, насмешливыми глазками:
«Чтоб я так жил, вы – умница. Таки лучше идти пешком, чем тесниться, как сельди в бочке... Грубые тут едут... лучше уж – пешком».
Пришлось принять этот «дружеский» совет и пойти рядом с телегой. Я был тепло одет, идти в гору было трудно, а сверху – накрапывало, и я промок. Над плотиной каблуки цеплялись за корни, и у меня ободрались каблуки вместе с подошвами. И вот я уже иду по корням босиком. Но это же невозможно. Мне колет ноги. Я уже чуть не плакал и стал просить дать мне какое-то место в фургоне. Извозчик с пассажирами сжалились, потеснились и дали мне какое-то местечко. Проехали мы две версты, лёжа так скорченные, стиснутые, как сельди в бочке, и каждый про себя надеялся, что вот-вот прибудем к корчме, где извозчик покормит лошадей, а мы хоть на несколько часов расправим наши стиснутые, затёкшие кости.
Но с Божьей помощью так случилось, что у фургона сломалось колесо. Мы перевернулись и вывалились наружу из фургона друг на друга. Это чудо, что была там очень большая грязь, иначе мы могли бы разбиться.
Валятся мужчины на женщин и наоборот – крики, стоны. На меня кто-то свалился головой вниз. Он ударился головой, а я – сердцем. Плачут женщины, кряхтят мужчины. Извозчик же особенно кряхтит над своим тяжким убытком. Он подождал, пока все немного успокоились и сказал тоном помягче:
"Господа, прошу вас, помогите мне снять сломанное колесо с фургона. Придётся его отнести в починку... в ближайшую деревню".
