Я разозлился на себя за то, что пошел за ним; но я живу один, я не знаком ни с кем. Дружба была бы для меня таким огромным утешением.
Теперь мне уже было невозможно его отпустить, потому что мы шагали рядом в одном направлении.
Все же на углу улицы я испытал желание сбежать. Оставшись вдалеке, он мог бы думать обо мне все, что ему захочется. Но я ничего не сделал.
– Сигареты не найдется? – вдруг спросил он.
Инстинктивно я бросил взгляд на его ухо, но, чтобы не раздражать его, тут же опустил глаза.
По моему мнению, он должен был бы сначала выкурить свою собственную сигарету. Но он мог о ней и забыть.
Я дал ему сигарету.
Он закурил, не спрашивая, не последняя ли она у меня, и снова зашагал. Я продолжал идти рядом, чувствуя себя неловко перед встречными за его безразличие. Я бы хотел, чтобы он повернулся ко мне, спросил бы меня о чем-нибудь, что позволило бы мне как-то определиться.
Сигарета, подаренная мной, укрепила наши отношения. Я больше не мог взять и отойти: к тому же, я, скорей, предпочитаю терпеть неловкость, чем показаться невежливым.
– Давай выпьем по стаканчику, – сказал он, останавливаясь перед винной лавкой.
Я отказался, не из вежливости, но из страха, что он не заплатит. Со мной уже проделывали этот трюк. Нужно быть настороже, особенно с незнакомцами.
Он настаивал.
У меня было немного денег на случай, если карман у него окажется пустым; я вошел.
Хозяин, сидя, как клиент, быстро вернулся за стойку.
– Господа, добрый вечер.
– Добрый вечер, Жакоб.
Потолок в зале был низкий, как в вагоне. На кассе лежали билеты в синематограф, со скидкой.
Мой спутник заказал кружку пива.
– А ты – ты что будешь?
– Как вы.
Я предпочел бы заказать ликер, но сделать мне это помешала моя дурацкая застенчивость.
Мой спутник глотнул пива, потом, утирая усы, полные пены, спросил:
– Тебя как зовут?
– Батон Виктор, – ответил я, как в армии.
– Батон?
– Да.
– Ничего себе имя! * – сказал он, делая жест, как бы настегивая коня.
Шутка мне не незнакома. Она меня удивила со стороны человека, который казался таким сдержанным.
– А как зовут вас?
– Анри Бийар.
Страх его рассердить удержал меня, я тоже мог бы высмеять его имя, сделав вид, что играю на бильярде *.
Мой спутник открыл бумажник и заплатил.
Поскольку пить мне не хотелось, я насилу закончил свое пиво.
Вдруг желание предложить ему что-то вступило мне в голову. Я попытался воспротивился. В конце концов, не знал я этого Бийара. Но в перспективе оказаться на улицах в одиночестве я сдался.
Я опустошил свой мозг, чтобы никакое из соображений меня не остановило и, голосом, который я слышу, когда разговариваю сам с собой, произнес:
– Сударь… Выпьем то, чего вы пожелаете.
Наступило молчание. Встревоженный, я ожидал ответа, страшась как согласия, так и отказа.
Наконец он ответил:
– Зачем я буду заставлять тебя тратить деньги? Ты же бедный.
Я забормотал, настаивая; было бесполезно.
Бийар вышел медленно, размахивая руками, немного прихрамывая, оттого, без сомнения, что какое-то время оставался недвижим. Я подражал ему, хромая без причины.
– До свиданья, Батон.
Я не люблю расставаться с человеком, с которым познакомился, не узнав у него ни адреса, ни где его можно увидеть снова. Когда, вопреки моему желанию, это происходит, я живу в течение многих часов в подавленном состоянии. Мысль о смерти, которую обычно я прогоняю быстро, преследует меня. Человек, уходящий навсегда, напоминает мне, уж почему, не знаю, что умру я в одиночестве.
Я грустно смотрел на Бийара.
– Давай, Батон. До свиданья.
– Вы уходите?
– Да.
– Может быть, мы еще встретимся, где-нибудь здесь?
– Ну конечно.
Я вернулся в задумчивости. Чтобы отказаться от того, что я предложил, Бийр должен иметь по-настоящему доброе сердце. Несомненно, он меня полюбил и понял.
Они так редки, те, кто хоть немного меня любят и понимают!
