– Тот сейчас отъедет, – кивнул Байчурин на притихшего Муху. – Даже трогать боюсь.
Со стороны поселка выехала красная «Нива».
– О, это из поисковой группы, – истолковал Байчурин, прикуривая. – Тишинскую везут, наверно. Она фельдшер.
– Одолжите! – Аня выхватила из рук Байчурина армейскую зажигалку.
– Это еще зачем?
Она шагала торопливо, чиркала колесиком – пламя вспыхивало послушно, шипело от капель, согревало взгляд.
– Нужно сжечь его, – отозвалась уже из леса. – Тот ржавый дуб в ложбине. Он – цепь.
* * *
Дубы грозной ратью закрывали ложбину. Аня прислонялась к деревьям, восстанавливала дыхание, вновь продолжала нетвердый путь. Адреналин притуплял ноющую боль, но ноги подкашивались, руки дрожали. Она позволяла себе плакать, чтобы хоть как-то выплеснуть эмоции: разум признавал безнадежность положения и валящую усталость, обрушивалась бесконечная жалость к себе – она-то и вызывала новый приступ гнева, подстегивая двигаться дальше.
Тишина вокруг пугала. Аня высматривала рычащих тварей, но только на спуске в ложбину поняла, почему невредимой достигла цели. В метрах пяти от дерева могрости жались в окружении войнугов два подростка.
– Эй, служки! – окликнула монстров. – Сюда! – Поманила рукой.
Твари разом затихли и обернулись. Став центром их пристального внимания, Аня растерялась, утратив вымуштрованное хладнокровие. Захотелось бежать без оглядки – ноги мимо воли шагнули вперед. Войнуги рычали предостережением, выступая клином навстречу. Аня шла, крепко сжимая в кулаке зажигалку. Витя орал прятаться, а она взглядом молила его притихнуть, не суетиться – просто сидеть и ждать. Она ускорила шаг, смотря в оскалившиеся морды тварей, думая только о скорости и разбеге. Прыжок. Зажигалка перелетела взметнувшихся в атаке войнугов.
– Сжечь! – только и крикнула, прежде, чем монстры повалили ее на землю.
Закрыв голову руками, Аня с трудом соображала, еще хуже чувствовала. Повсюду хрипели монстры, но жжение ран глушило страх. Они не съедят. Нет. Задерут. Задерут здесь до смерти, если Витя не подожжет кору.
Витя тем временем брел к дереву сквозь туман головокружения. Зажигалка в руке казалась скользкой гирей. Он останавливался, отступал на шаг. Дерево впереди двоилось. Гриша кричал: «Оно в бензине. Поджигай! Поджигай – загрызут ее! Рудень!» Витя чиркнул колесиком. Огонек вспыхнул урывками воспоминаний. За ними следили еще от озера, но напали монстры в ложбине. Западный склон каменист. Скатившись кубарем, Витя отделался царапинами и ушибами, а вот нога у Гриши распухла и отекла. К дереву их загнали убить. Всех убить.
Гриша кряхтел при попытке встать, полз за Витей:
– Что ты медлишь? – скрипел сквозь боль, волочил ногу и проклинал всеми силами жажду подвига.
Витя уперся безразлично в дерево, прислонил лоб к сырой коре. Могильный холод сковал конечности, разливаясь свинцом по венам. Зажигалка выпала. Он стоял, глядя сквозь темноту век, сквозь гнилую древесину в землю, в сплетения корней, обвивающих ржавые кости. Крики отдалялись, стихали за стуком крови в ушах. Взгляд полз червем вниз, извивался, тускнел.
В обволакивающей черноте ослепил огонь. Тело полыхнуло, а затем дернулось назад – его тащили от пламени, и голос Гриши звенел: «Сейчас займется! Ну же! Шагай!». Они упали в грязь. Сквозь чадный гул в голове проступил скрежет пробудившейся могрости.
* * *
Кора шипела. Сгустки дыма истошно вопили, а войнуги корежились в траве судорогами. Вокруг пылающего дерева бесноватым носился Сыч. Аня держалась за него взглядом, заставляя ноги шевелиться, выжимая остатки энергии из злости. Она готовилась к схватке, но Сыч слепо лупил футболкой корни. В метре Витя и Гриша с закатившимися глазами бились в приступах.
Земля дрогнула от раската, блеснула молния. Небо втянуло смерчем ветер, бурля тучами, низвергая на землю удар. Гром прошел сквозь тело, остановив на миг сердце, и ужас, и крик. Хлынул ливень. Аня оттолкнула Сыча от гаснущего пламени, свирепо набрасываясь ударами. Тот пошатнулся, принюхался и одичало ринулся, впиваясь мертвой хваткой в шею. Аня заскользила по грязи, утягивая противника в свалку покрышек. Удавка его рук смыкалась, дождь размывал взгляд – Аня незряче барахталась, срывая с его шеи кулон, царапая израненными пальцами оскалившееся лицо. Сыч больше не напоминал Костю Сычева, угрюмого и молчаливого, олицетворяющего контроль. Он натужно сопел, выпучив круглые глаза, подчиняясь хищным рефлексам. Перед Аней запрыгали пунцовые точки, и в той кровавой россыпи оскаленную физиономию Сыча снес удар. Аня закашлялась, схватилась за горло. Жадно глотнула едкий воздух. Гарь отравляла горечью, отторгалась спазмами. Дышать, дышать, лишь бы дышать.
