— Мне больно! Лёльк!.. Лёльк!
Кающийся Н. ожил внизу не на шутку. Кричит:
— Лёльк! Слышишь!.. Мы ведь приложили руку. Еще как! Если честно... Мы же провели тотальную дегероизацию. У нас нет Истории. Любое событие мы пересчитываем только на трупы. Даже выигранную войну! Сто тысяч трупов! Миллион! Сорок миллионов! Кто больше!.. Каждый трупак становится о десяти головах! Мы превратили Историю в свалку трупов...
Он выждал горестную паузу:
— Конечно, в этом — тоже мы. Лёльк! Крушить так крушить... Похоже, одни мы — такие. Крушить Историю! Крушить Бога! Нам милы только руины!.. Что за люди... Лёльк!
Мы молчим.
— Лёльк! Что теперь-то?.. Что и как теперь? Как нам вернуть чувство Истории?
Молчим.
— Без Истории мы белое пятно.
Его голос (без Истории) — и впрямь жалобный скулеж. Блеянье!
— Лёльк... Лёльк...
Нам не до него. Заткнулся бы.
— Лёльк! Что теперь?.. Мы ведь уже начинали с ноля. Мы сами... Мы ведь сами засрали — и как теперь самим написать гимн?
Нам не до него. Он может стенать, каяться... Лиля Сергеевна наращивает: «Ах-ааах! — и с новой силой: — Ах-аа-ааах!» А я, как завороженный ее животом. Я наткнулся на бархатистую гладь! Как с разбега. Этот сумасшедший живот!.. Мы оба с ней дышим, дышим... Серия совместных ахов-пыхов!.. Мы двое — и никого больше. Нам по барабану История. Пусть трупы. Пусть миллиард... И никакого гимна... Она забыла мужа. Я забыл луну. Нас двое.
Сквозь бой сердца я лишь просил:
— Потише... Лиля!.. Потише.
Но ее «Ах-ааах! Ах-ааах!» все звучнее... Женщина. Тут ведь не угадаешь. Тут уж как пойдет.
А бедный Н. совсем сбавил голос. Как бы ей в противоход. Там, внизу, он жалобно постанывал. Тихо страдал... Повторяя:
— Сами... Сами... И самим же писать гимн... Сами всё обнулили... А? Сами?.. Лёльк!
Лиля Сергеевна отвечает, но не ему. Она отвечает мне и моим движениям: «А-ааах. П-пых!..»
— Потише, — прошу я. — Лиля... Лиля.
Но Лиле уже не справиться с нарастающим дыханием. Ничего не поделать. Казалось, ее горло и ее легкие стреляют... Из леса... По опушке. Как на больших маневрах.
— А-ааах! Пых-пых!.. А-ааах! Пых-пых!..
Не знаю, как быть. Пытаюсь прикрыть ладонью ее страстно пышущий рот, но куда там! Страсть — как ярость.
— Лиля...
— А-ааах! А-ааах!..
Какие там маневры — это канонада. Бой... Пальба в упор... Бородино. Стоять! Прямой наводкой.
— А-ааах!.. Пых-пых!.. Пых-пых!.. Пых-пых!..
Батарея Раевского.
Как последнее средство я сам... Бросаюсь животом на ее живот — мы содрогаемся, и теперь молчание... Только затихающие стоны. И радость. И уставшая плоть... И дрожащие благодарные женские руки. И хватит стрельбы... Отдых.
А исстрадавшийся внизу Н. начинает рассказывать:
— Лёльк. Послушай... Хватит смотреть, как трахаются!.. Я к отцу заезжал. По дороге сюда... Лёльк!
Голос теплеет:
— Я к отцу заехал — и представь себе, Лёльк, что мой милый, милейший старик! Этот огуречик! Этот трудяга, этот все еще вкалывающий чеховский дядя Ваня! Представь себе!.. Этот дивный ласковый старый пердун — за прежний гимн! Да, да! Я чуть с ума не сошел! Отцу родному — не суметь объяснить! А ведь сколько их... Этих отцов! Представь себе эту гимническую аудиторию! Лёльк!.. Эти пенсионеры с выпадающей челюстью... Пьяндыги с грязными собачонками. Инсультники, держащиеся за копейку... Роющиеся в помойках... Старухи, трясущие башкой...
Мы отдыхали. А он нет. Он продолжал стенать:
— Эти скромные совки. Которые вот-вот... Зачем им гимн?.. Лёльк! Кончается их тяжелейшая, свинцовая, замордованная, гнусная жизнь, а они... А они хотят что-то славить!.. Почему?
Пожалуй, где-то здесь (в уже нисходящем потоке стенаний) во мне стала нарастать симпатия к этому завывающему внизу мужику. Странно! Необъяснимо... За его, что ли, прорвавшуюся боль. За надрыв души. (Или за то, что он обосновался там внизу и нам не мешает? Сидит себе в кресле. Цедит пивко. Молодец!..)
Но какие-то горькие его слова меня определенно достали. Именно слова. (Люди в наш век внушаемы.)
— Мне хотелось бы с ним немного поспорить, — говорю я вдруг Лиле.
Она тихо (с улыбкой) шепчет:
— В другой раз. Ладно?
Не понимает женщина... А старику хочется! Старику бы самое оно. Старики созданы, чтобы спорить. Чтобы упереться в какую-нибудь мысль. В мыслишку. Хоть в самую малую!.. Это и есть наш уход из жизни... Ворчать! Выматерить! А откушав, рыгнуть! И, конечно, спорить и спорить! Хоть до инфаркта.
