- Нет, нет и нет,- говорила она.- Пока не поступлю, не скажу, на кого собралась учиться… Не хочу жить так, как живут отец с матерью. Даже подумать об этом страшно! Неужели нельзя жить по-другому? Нет, не хочу! Буду добиваться своего, хочу получить образование…
Гоцик хмельно качнулся в ее сторону, осклабился через плечо желтыми, давно не чищеными зубами, и вдруг увидел свою мутную тень в оконном стекле. За окном летела сумеречная стена хвойного леса, и он видел в смазанных трафаретах елей самого себя: тусклого, отощавшего от пьянок, больного. И сам себе показался раненым голубем, которого видел на автобусной остановке. Подранок сознательно шел на людей, садился на асфальт в самой гуще людской толчеи, неловко подбирая перебитую лапку. Подранок ждал смерти от искалечивших его людей. Он их больше не боялся. Память всколыхнула этот отчаянный образ, и вновь на сердце Гоцика стало беспросветно. Он уже знал свой последующий день и вечер.
На конечной остановке автобус тормознул так, словно в столб врезался. Зашипели двери, народ неторопливо двинулся на выход, и в этот момент неожиданно и дико взвизгнула и захохотала кондуктор, шалая, распутного вида баба. Гоцик обернулся и вяло, как рыба, выкатил на нее свои крохотные, ернические глазки. Но через мгновение уже отбросил мысль познакомиться поближе и выскочил из автобуса, пошел стремительно вымерять дорогу длинными и тощими ногами. Задержался только на мгновение, когда в тени поселкового клуба, сверкая смуглыми лодыжками, степенно проплыла Рита Храмцова – его неутоленное вожделение.
- Здравствуй, Лида,- он догнал соседку, ухватил ее за плотный, влажный бочок и накачнулся на круглое твердое плечо.- По гостям блудовала?
В девичьих глазах на мгновение мелькнул темный, глубоко спрятанный испуг. Она смотрела на него как на здоровенного, вымахавшего в версту коломенскую зеленого змия.
- Ко мне в гости заходи,- Гоцик не давал собеседнице слова сказать.- Батя твой на днях заходил. Путевый все-таки мужик! Сказал, что ты на работу устроилась. Говорит, скоро Лидка круто жить будет!..
Постепенно ее взгляд тоже стал беспросветным, налилась в глазах красноватая крысиная злоба, вот-вот пошлет куда подальше и вырвет из объятия крепкое молодое тело. Гоцик даже слюну сглотнул и еще крепче ухватил соседку за бок.
- Заходи ко мне, не стесняйся. Почаще заходи. Я – мужик вольный, серьезный, не шолупонь всякая. На работу вот ездил устраиваться к коммерсу одному. В неделю пол-"лепехи">1 мои будут! И легко, и не считая левых "бабок"! А, как тебе?! Я, блин, давно на тебя поглядываю. Да все решиться не мог. Больно уж ты девчонка строгая. Себе, блин, на уме.
- Ты, решиться не мог?- Она фыркнула.- Ты мне "лапшу" на уши не вешай! Дуру нашел… У тебя же Верка через день да каждый день ошивается!
- Верка – это так, по хозяйству. Скажешь тоже! Да, мне такая подружка на фиг, блин, не нужна! Вазелин трепался про нее… Я бы рассказал тебе по секрету, да ушей много. А ты вечерком заходи, тогда и потрещим о Верке!
Он видел, как бабье любопытство разгорается в этой щучке. Знал, сегодня не придет, завтра сама прибежит. Не клюнет на ерша, клюнет на хрен с маслом.
- Полинка забегала позавчера. Говорит, на Каменках двух "мусоров" продажных "завалили",- он продолжал говорить без умолку.- Так и нашли под кустиком с полными карманами "лавэ". Говорят "марафет">2 "толкали". Вот сучары, да?! За то и "вальнули"…
- Вчера их убили!- Она все-таки вывернулась из его цепкого паучьего объятия.
- Вчера?- Притворно изумился Гоцик.- Полинка, блин, бреханула. Да и хрен с ней, с Полинкой! Зайдешь ко мне?
- Больно мне надо!- Она резко свернула на соседнюю улицу.
Гоцик шарахнулся было за ней, как кобель, закрутив хвоста, шарахается за сучкой. Но мелькнул через улицу его дом, и Гоцик встал как вкопанный, пытаясь разглядеть, что возле его хаты делается. Что-то там было не так. Смутная тревога закралась в его сердце. И не испытывая судьбу, он ушел к Костылю. Его маленькую серую душонку или то, что от нее осталось, сжимал безотчетный страх. Гоцик уходил от своего дома все дальше и дальше, в надежде что скоро страх отступит.
