24 января я отправился в «Караваджо», собираясь откупоривать шампанское.
Секретарша открыла мне без улыбки. Молодая девушка, красивая той красотой, что в двадцать пять уже исчезает — ее еще называют «обаянием юности». С самого начала мне понравилось, как она держится, — жизнерадостная, непринужденная, не придающая особого значения разнице в возрасте или служебном положении. Такое поведение вполне соответствовало царившей у них атмосфере. Я говорил себе, что когда лет через пять-шесть она утратит главное свое украшение — свежесть, у нее еще останется хороший характер, и этого уже будет достаточно. Как-то вечером мне случилось заговорить о ней со Стеллой, Стеллой Биффи, и той скрепя сердце тоже пришлось признать, что секретарша симпатичная. В тот день, однако, она казалась злой, но я подумал, что у нее должны начаться женские дела. Когда женщина злится без видимой причины, мы, мужчины, всегда с большой легкостью решаем: наверное, у нее месячные! Представляю, сколько раз так думали о вас, господин судья. Сколько раз, бывало, кто-нибудь именно так объяснял чувства, которые, напротив, шли у вас из сердца, ваше возмущение или вашу сознательность. Сколько раз, бывало, вас оскорбляла наша мужская поверхностность.
Как бы то ни было, в то утро не менструация и не возмущение сделали Элену такой официальной, но узнал я об этом только потом.
Я вошел в кабинет Джулиано. С его стола исчезли журналы, а с лица — маска бесшабашного малого, которую он носил все эти месяцы. Рядом с ним стоял отец, суровый по своему обыкновению.
Он-то и заговорил первым:
— Доктор Барберис, вы самоубийца или плохой профессионал?
— Простите, я не понял.
— Я хочу сказать, что если вы нарочно завалили многомесячную работу, вы самоубийца, а если сделали это по халатности, то просто никуда не годный программист.
— О чем вы?
Тут поднял голос Джулиано:
— В системе вирус. Это ты его занес?
Тон был инквизиторский, в нем не осталось ничего от товарища по парте, а ведь до вчерашнего дня дружелюбие било через край в каждом нашем разговоре.
— Конечно же нет.
— Тогда кто-то из ваших сотрудников.
— Но мы же проверяли, все работало!
— Пойдем покажу.
Он повел меня в другую комнату, где стояли компьютеры. Гуиди поднялся и дал нам сесть.
— Попробуй войти в систему как зарегистрированный пользователь.
На экране было белое поле и всего два окна с надписями «логин» и «пароль».
Я ввел свое учетное имя и пароль. На мониторе появилась главная страница: «Здравствуйте, синьор Лука Барберис, добро пожаловать в систему «Пиппо».
Мы назвали ее «Пиппо» по обычаю программистов — давать такое название любой тестовой программе, о настоящем имени потом подумает заказчик, для нас оно так и останется тайной.
— Работает, — сказал я Джулиано и его отцу, стоявшему рядом.
— Теперь выйди, снова войди и попытайся взломать систему.
Я нажал на «Разъединить» и потом попробовал опять войти, введя неверный пароль и имя.
— «Доступ воспрещен. Неверный логин или пароль».
— Все в порядке, разве нет?
— Попробуй еще.
Я опять ввел те же данные.
— «Доступ воспрещен. Неверный логин или пароль».
— Еще раз, — приказал старик.
— Это третья попытка несанкционированного доступа. Теперь, как просил заказчик, система подождет двадцать секунд и потом на двенадцать часов заблокирует доступ с этого терминала.
Не успел я договорить, как экран стал совершенно синим и в центре появилась белая надпись:
«Вы не являетесь зарегистрированным пользователем. Проверьте правильность логина или пароля и сделайте новую попытку не раньше чем через двенадцать часов».
Я снова обернулся к моим мучителям и спросил:
— Ну, и что дальше? Что тут не в порядке? Джулиано нехорошо улыбнулся и движением подбородка указал на экран.
Я опять посмотрел на монитор. На нем поднялся разноцветный вихрь; безудержно кружась, он принимал различные формы.
Прошло несколько секунд, потом цветная круговерть стала стихать и наконец улеглась. Краски поблекли, затем постепенно экран опять побелел и вверху появились окна.
Не дожидаясь уже ни приглашения, ни приказа, я бросился к клавиатуре и снова ввел первые попавшиеся данные.
