Где-то на юге Франции. Я забыл название гостиницы в конце линии. Нахожу дорогу назад, и в коридоре там -- две маленькие собачки, серая и черная, они идут за мной ко мне в номер. Должно быть, это Собаки-Привратники, о которых есть во сне про татарское платье. В "Невыносимом Бассингтоне"(59): Комус Бассингтон, воплощение порочного, невыносимого ребячества, на прощальном ужине. На следующий день он уезжает в Африку. За ним в столовую заходит маленький черный пес. Да, он шел и за его отцом перед тем, как тот убился, когда его сбросила лошадь. Явное предвестие смерти.
Название гостиницы -- "Фармасиа". Она очень далеко, и две собачки, которые тоже ищут себе место, -- в коридоре. Возобновляющаяся тема. Должно быть, это -- Собаки-Привратники. Не могу найти подходящего Комуса. Воплощение порочного конца в прощальном ужине. Он здесь далеко от базы. На следующий день. Улицы, но я не могу определить Францию. Конец линии. Подземка. Христа ради. Христос в бетоне. Двадцать одна маленькая собачка-привратник перед самой смертью определенно Комус... ave atque vale(60). C моим черным псом вспоминаю пятницу. Сегодня подготавливаю Хватку, моего ирландского терьера. Там Боулз. Я говорю:
-- Мы изучили ее планету ужасных черных дворняжек.
Проверяю цвет на оригинальном деторождении ее трогательные косточки заперты в конторском шкафчике к татарскому сну не уверен насчет двери ибо она выдвигает вперед маленького меня снова то же самое неправильное написание следует за мной ко мне в номер ходячее слово уходящее корнями в римские времена снова революция дружок по части наций...
~~~
-- Как насчет улиток?
Холодное чувство -- страх ночного кошмара.
Полковник, Гражданская война.
Северная Дакота. Ему осточертело.
Оркестрировать пение.
Составить симфонию из перекрывающегося замедляющегося, ускоряющегося пения. Прогнать пение задом наперед.
В гостинице, в большой гостинице Страны Мертвых. Эскалаторы, лестницы на множестве уровней, эскалаторы, лестницы, рестораны. Несколько раз я замечаю Иэна на эскалаторе -- или он проходит по коридорам и приемным. У стойки -- длинная очередь людей, они ждут своих номеров. У меня забронирован 317-й, но я в этом не уверен -- столько душ сюда заезжает. Многие похожи на американцев, некоторые, вне всякого сомнения, -военнослужащие с короткими стрижками и с рюкзаками.
Нахожу Иэна в бельэтаже, перед бутиком. Весь этот участок -- огромный аэропорт: вокзалы, доки, отели, рестораны, фотоателье. Он извиняется и входит внутрь. Через минуту я захожу следом и прошу девушку позвать Иэна Соммервилля.
-- Ах, да, -- отвечает она. Иэн выходит. Несколько отрывочных фраз.
-- Брайон здесь?
-- Нет, он не придет.
Интересно, сохранилась ли у меня еще бронь на номер? Вчера я ночевал на тахте в комнате, где спали еще четверо или пятеро. Кабинки. Несколько черных девушек. Иэн разговаривает с ними о каких-то делах, но что это за дела, я не знаю.
Неверные повороты. Потерял след. Нас приводит к этому бутику на чужой планете. Даже представить себе не могу, где он сейчас... дома, а я -нет... и ничем уже не сомкнуть эту брешь. У него дело, о котором я не имею ни малейшего понятия. Вернусь в Америку.
Под синим одеялом нахожу фрагменты наконечника стрелы, желтую кошку, старый мотоцикл. Мне следует поставить пломбы в колени и зубы. Правительство отъехало писать книгу в соавторстве с Тимом Лири. Играю в кости на таблетки морфия.
Я в поезде. Виден Гудзон. Остров. Схожу с парохода. Развалины дома из красного кирпича... щебень, кирпичи, балки... ванна. Кто здесь жил? Посетители встретят меня здесь. Хожу по острову. Кусты... деревья... скалы... немного. Площадью примерно в акр, может, меньше... переключаюсь на озеро Одинокой Звезды. Зияние спокойствия. Повсюду снег. Перед камином... теперь в комнате, растворяющейся в длинных серых пустых дорогах и канавах... перемещаюсь теперь уже очень быстро.
День рождения Брайона Гайсина. Танжер переместился на приблизительное место Галифакса. Кажется, города передвигают с места на место. Произошел какой-то фундаментальный планетарный переворот. Я приезжаю в Танжер и встречаюсь с Конрадом Руксом(61). Говорю ему:
