Девочка убежала, а женщина, постепенно успокаиваясь, продолжила:
— Как воевать собирались, кричали: «Слава! Слава!» А сами от одного вида москвичей разбежались. Они теперь тут грабят, убивают... Дом сожгли... зачем? Ну, забери, что унести можешь, а жечь-то зачем? Хорошо хоть хлев остался, — она обвела рукой каморку, — да летник с печью. Мужа убили, сына Олег Иванович в свою дружину забрал, увёл в Мещеру. А мы с дочкой остались. Здесь, в хлеву зимовать будем...
Она вдруг зарыдала и упала Васяте головой на грудь, отчего и без того едва переносимая боль захлестнула его, как удавка:
— Васятка, как же я тебя на том страшном поле углядела!
Она подняла залитое слезами лицо, и Васята внезапно узнал её, понял, почему с первого взгляда показалась знакомой. Вспомнил и брови вразлёт, и чёрные глаза, и певучий грудной голос, и по-девичьи тонкий стан с высокой грудью. Даша! Дашутка! Та самая, что сосватал он когда-то князю. Та самая, что сосватал он когда-то князю, и была она у Олега первой. А у неё, Даши, он, Васята, был первым, ещё за полгода до князя. Сын, коего она упоминала, — княжеский сын... Девочка же, выходит, от огнищанина, того самого, за которого он её по княжескому приказу выдал.
Преодолевая боль, он выпростал из-под рядна, которым укрыла его Дарья, правую руку, ласково приподнял её голову, поглядел в огромные, полные слёз глаза и сказал:
— Ты меня спасла, Даша!
Та зарыдала ещё сильнее. Сквозь всхлипы он разобрал: «Узнал...»
Вернулась девочка, принесла миску с молоком. Вытирая слёзы, Дарья принялась заботливо поить его с ложки. Молоко было козье, жирное, Васята глотал с трудом, но было вкусно. После нескольких ложек в ушах зазвенело, лицо Дарьи стало расплываться, и он в который раз потерял сознание.
Пришёл Васята в себя, когда Дарья всё той же мокрой холстинкой обтирала ему лицо.
— Я тебе в тягость буду, — прошептал он, высказав то, о чём успел подумать перед тем, как провалиться в беспамятство.
— Что ещё надумал — в тягость! — певуче сказала она и вдруг нахмурилась, спросила с обидой: — Иль тебе зазорно в хлеву лежать? Так нету у меня теперь дома, спалили дом-то московские. Нетто стала бы я тебя в хлеву держать, если б дом был? Мы хоть и не в городе живём, а всё про город знаем. Батюшка твой, боярин Михаил Васильевич, — она перекрестилась, — на том проклятом Скорнищевом поле остался лежать. А матушку великая княгиня в Мещеру увезла. Ты уж прости, что сразу не сказала.
Васята долго молчал. Перед страшным известием боль куда-то отступила. Нет батюшки... нет... Мысль была невыносима.
— А что с отцовской дружиной, знаешь?
— И дружины нет, все полегли в том бою. Съешь ещё ложечку, Василий Михайлович, тебе силы нужны, — сказала Даша.
Казалось, все беды человеческие навалились разом. Но самая страшная, чудовищная, непереносимая ждала Васяту на следующий день.
Утром Дарьина дочка умывала его из лоханки.
— Как тебя зовут, маленькая? — спросил он.
— Я не маленькая, — серьёзно ответила девочка, и он поразился, какие у неё большие, взрослые глаза.
— Хорошо, не маленькая. Так как тебя зовут?
— Маша.
— А почему ты такая серьёзная, Маша?
— С чего веселиться-то? Мамка сказала, что зимой с голоду будем пухнуть.
— Не бойся, я оклемаюсь, встану, начну по хозяйству помогать, перебьёмся.
— Чем ты поможешь? — спросила девочка и уточнила: — С одной рукой-то?
— Почему с одной? — удивился Васята.
— Так ведь шуйца[36] у тебя отрублена, али не чуешь?
— Чего ты, Машенька, городишь?
Васята откинул правой рукой рядно, повернулся так, чтобы взглянуть на левую руку, и чуть не закричал от ужаса: вместо руки лежал обрубок, замотанный окровавленными холстинами. Он попытался пошевелить им, и сразу же ударила знакомая боль. Васята закусил губу, чтобы не закричать. Маша деловито сказала:
— Лежи, болезный, тебе вредно двигаться. Так мамка сказала. А ещё в тебе две стрелы было, она их сразу там, на поле, вытащила, пока ты без сознания лежал. И культю смолой залила, чтобы антонов огонь не начался.
Васята ничего этого не слышал. В голове билась одна-единственная мысль: без руки — не воин. Калека! Если бы он был мужем совета, воеводой или даже сотником... Но он воин, просто воин, умелый, сильный, отчаянный, смелый. Как же теперь? Воин без руки не бывает.
