— Если я попрошу тебя спеть мне то, что ты себе вполголоса напевал?
— Позволь, князь... — начал было отказываться юноша.
— Тогда прикажу, — не дал договорить Олег Иванович.
Он знал, что не следует позволять человеку отказываться: потом ломать отказ куда сложнее, нежели просто сомнение.
Степан растерянно смотрел на князя, всё ещё подыскивая предлог, чтобы не петь.
— Нет, не думай, певцом я тебя неволить не стану, — догадался князь. — Зачем терять доброго воина? Я тебя не во имя праздной забавы, а для дела прошу — спой.
Что делать? Отказать в просьбе князю? Но как, если за ней стоит приказ?
— У меня нет ни гудов, ни гуслей...
— Пой так.
Степан запел. У него только недавно закончилась ломка голоса и обнаружился густой, приятный баритон:
Ох, Солоча моя, ох, Солоча-река,
По весне разливаешься морем ты...
Постепенно успокаиваясь, Степан спел песню своего сочинения о девице, что ждёт на берегу разлившейся реки суженого, который ушёл на бой с погаными. Песня была немудрёная, но князю она, видимо, понравилась, потому как дослушал до конца.
— Хорошо, — коротко бросил он, когда Степан закончил и стал, готовый бежать куда глаза глядят. — Иди.
Степан ушёл и всю ночь корил себя за то, что не внял совету Корнея. Спору нет, он куда как хорошо знал характер и повадки своего князя...
Прошло несколько дней. Однажды вечером за Степаном пришёл отрок: вызывали во дворец, в малую горницу, где принимал князь только самых близких доверенных людей. Побывать там было столь почётно, что верхние бояре говорили между собой — тот из числа допущенных, подразумевая в малую горницу.
Князь сидел за столом, потягивая мёд из высокого золочёного кубка. Рядом с ним вольно расположился молодой боярин Кореев.
— Доводилось тебе слышать, Степан, что Москва каменный кремль строит? — спросил Олег Иванович, усадив дружинника за стол и налив ему собственноручно кубок мёда.
— Да, князь.
— А не одолевало ли любопытство — что за кремль, как да зачем? Во всех городах на Руси деревянные детинцы стоят, кроме Галича, Пскова и Полоцка.
— На то причина есть — им от западных соседей обороняться приходится, — вставил боярин.
— Конечно, интересно, что за чудо каменное строят москвичи, — сказал Степан.
— Вот и мне любопытно. И боярину Корееву тоже. Послали мы лазутчиков — отборных молодцов из сторожевой сотни. Никто не вернулся. Москва вот уже полгода о кремлёвском строительстве гудит, а толком никто ничего не знает. Дмитрий Московский юнец, на два года старше тебя, а вон как всех взбаламутил своим строительством. Кремль каменный... — Олег Иванович тяжело вздохнул. Он великолепно понимал значение каменной крепости в сердце Залесской Руси. Кремль сразу же выдвигал Москву на главное место среди княжеских стольных городов, а значит, и Дмитрия среди князей, толкающихся за место на лествице, ведущей к великому княжению.
Князь задумался о своём. Юноша сидел, не решаясь пить мёд, и глядел на Олега Ивановича. Ни одной мысли не возникало в его голове, только пустота напряжённого ожидания чего-то важного, судьбоносного.
— Надумали мы, — прервал молчание Олег Иванович, — послать тебя в Москву.
Степан вскочил на ноги и стал кланяться.
— Ты сиди, — хмуро усмехнулся князь. — Пойдёшь в обличии слепца, с гуслями, с поводырём. Постарайся попасть в кремль. У нас, на Руси, любят пение, не может быть такого, чтобы нового молодого слепца не послушали. Может, в кремль и пройдёшь. Если удастся, осмотри всё, но главное, постарайся узнать, где у них тайный ход к Москве-реке проложен. Понимаешь?
— Ибо не может никакая крепость осаду выдержать, если нет в достатке воды, — подал голос Кореев.
— Мы... вы... Рязань собирается воевать с Москвой? — Степан не сумел скрыть своего недоумения.
— Не собирается, но знать надобно.
— Знание сие хоть и малое, но последствия от него великими стать могут, — заметил Кореев.
— Подберём тебе поводыря, — продолжил князь, — парнишку лет двенадцати. Смышлёного.
— У меня есть поводырь, — вдруг, не зная как, осмелился сказать Степан.
— Кто же?
— Сирота из нашей деревни, единственный, кто кроме меня тогда спасся. Юшка, — торопливо и путано объяснил Степан. — Верный человек.
